Обо всём этом мы вспоминали с моим новым товарищем Эриком на борту Чиндлера за бутылкой ямайского рома, в моей командирской каюте. Летучка шла в нашем кильватере, в надводном положении, как и мы. На палубах обоих верхних рубок наших У-ботов несли вахту опытные старпомы. Погода обеспечивала максимальную видимость для наблюдения за морем и воздухом. Вторая стихия таила в себе наибольшую опасность. Американцы на своём Спитфайре или Каталине могли подлететь к нашим лодкам за считанные минуты, на глазах из едва различимой на небе точки, превратившись в крылатого истребителя У-ботов. Однако невозможно постоянно жить в напряжённом ожидании опасности, словно ипохондрик в ежеминутном страхе перед болезнью и смертью. Мы с Эриком, пройдя через клинкетную дверь в рубке на верхнюю носовую часть палубы лодки нарушили ещё несколько правил поведения команды У-бота в походных условиях. Правда свежий встречный ветер и солёные брызги в лицо, ей богу того стоили.
Мы стояли на рифлёной стальной поверхности, чуть покачивающейся под ногами субмарины, как вдруг нечто миниатюрное и серебристое вылетело из моря. Промчавшись над близкой к воде, низкой палубой, эта штука с налёта врезалась в бедного Эрика, угодив прямиком в его командирскую промежность. Капитан-лейтенант взвыл и, потеряв равновесие, с грохотом приложился спиной о незадраенную клинкетную дверь надстройки. Я едва успел подхватить его, а не то, он переломал бы себе немало костей, свалившись с изрядной высоты в нутро лодки. С верхотуры рубки донеслось какое-то повизгивание. Стоящий наблюдателем за воздухом молодой матрос, вертел пунцовой физиономией и надувал щёки. Парень едва сдерживался, лишь бы не расхохотаться в голос. Я сделал грозное лицо и воздел указующий перст к небу. Зри, мол, туда. Однако было поздно. Новая морская байка уже родилась. Как же, командир У-бота со славным именем Летучая рыба получил этой самой рыбой по яйцам. Разве такое придумаешь нарочно?
Между тем это забавное происшествие означало, что мы вошли в тёплые воды Атлантики и недалеко уже само Карибское море, край летучей рыбы. А там и до побережья французской Гвианы рукой подать. Чем ближе мы подходили к Карибам, тем меньше у нас было возможности расслабляться. Янки со своей морской авиацией плотно контролировали эти экзотические края. Опасность могла поджидать нас повсюду. В этом мы убедились позднее.
В милях двухстах от побережья Кубы мы встретили одинокую яхту, явно переделанную из морского катера. Точно не помню её название, кажется, это было испанское женское имя. Приписана она была к Гаване и несла кубинский флаг на корме. В бинокль я увидел на палубе двух мужчин. Один, голый по пояс, смуглый и жилистый немолодой креол с седой шевелюрой, а второй белый, средних лет. Прямо Робинзон Крузо с малость постаревшим пятницей. Белый имел густую, тёмную с проседью бороду. Он поднял бинокль и посмотрел в нашу сторону, благо оба наших У-бота шли в надводном положении. Затем прошёлся по палубе, стало видно, что он заметно прихрамывает. Креол же, не обращая на нас никакого внимания, увлечённо занимался своим делом, усердно таскал из-за борта больших остроносых рыбин. Бородач встал к штурвалу, и яхта начала разворачиваться. В какой-то момент она накренилась бортом, и я увидел, что на её палубе полно крупных рыбьих туш. Я сглотнул слюну, как наяву, ощутив вкус свежей жареной рыбы и недолго думая, приказал следовать к этой посудине. Яхта попыталась оторваться от нас, но в этом естественно не преуспела. Мы подошли ближе, и я увидел, что креол для ловли рыбы использовал тонкий прочный трос со сложной системой грузил и поплавков. На этом тросе, как ветки на дереве крепились ещё более тонкие, но с крупными крючками полуметровые отростки. На крючках, вытаскиваемых из воды, белели куски наживки, Тем не менее, и пойманные на это хитрое устройство крупные рыбины, попадались тоже весьма часто.
