Переворот [сборник] | страница 7

Нужно было искать помощь и поддержку, но где и у кого? Внезапная мысль сразу принесла облегчение. Надо звонить Жоре Климову. Они вместе учились в школе, не прерывали дружбы, хотя занимались разными делами: Синицын — наукой, Климов служил в ОМОНе.

Звонок оказался удачным: Климов был дома и снял трубку сам.

— Жора, привет! — сказал Синицын. — Ты не на службе? Мне повезло.

— А мне нет, — сообщил Климов унылым голосом. — Царапнуло тут меня при последнем выезде. В руку. Сижу дома. Лечусь.

— Я к тебе приеду?

— Валяй, Валер, буду рад.

В Отрадное, где жил Климов, Синицын добрался без приключений. Ехал, все время оглядывался: нет ли хвоста. Ничего подозрительного не заметил. По дороге не вынимал руки из кармана — сжимал кассету.

Климов встретил его у двери. Правой рукой он поддерживал левую, перевязанную бинтами.

— Ты весь какой-то взъерошенный, профессор, — сказал Климов. — Что случилось?

— Сейчас узнаешь.

Они прошли в комнату.

— Дай магнитофон.

Вставив кассету в приемник, Синицын нажал клавишу.

— Слушай.

Комнату заполнили радостные захлебывающиеся звуки соловьиного пения: «юп-юп-еп-еп!»

Климов вскинул брови и улыбнулся:

— Разыгрываешь?

— Ты слушай, слушай.

И снова, заглушая пение соловья, громкий голос произнес фразу, уже знакомую Синицыну:

— Разговор доверительный, генерал. Если вы к нему не готовы, вернемся к машине и уедем…

Они прослушали пленку до конца. Климов за время, пока работал магнитофон, несколько раз вставал, прохаживался по комнате, снова садился. Тер рукой шею, морщился, словно в квартире воняло чем-то нехорошим. Когда запись окончилась, он посмотрел на Синицына в упор.

— Надеюсь, это не все?

— Еще бы.

Синицын рассказал о черном «мерседесе», о взрыве, который уничтожил его машину, о воротах сарая, спасших ему жизнь…

— Ну, профессор, скажу прямо: влип ты в дерьмовое дело.

— Может, пойти с ним в милицию?

— Лучшего не придумал?

— Нет. Или на Лубянку? В федеральную контрразведку?

— Ты даешь, Валера! — Климов хотел ткнуть его кулаком в плечо, но тут же опустил руку и сморщился. На резкое движение рана отозвалась мучительной болью. Климов сдержал стон, стискивая зубы.

— Мати мити их всех разом!

Отдышавшись, уже спокойно, без резких движений, заключил:

— Какая милиция? Какая Лубянка? Милый мой, это все одна лавочка! Куда ни сунешься — одна беда. По такому случаю белоруссы говорят так: хоть сову об пень, хоть пень об сову — все равно сове больно.

Он встал.

— Погоди, сейчас соберу на стол. Все равно дет у тебя издох, так что посидим, поговорим. Гости у меня не часто. Да и пока жена уехала к теще…