Он совершенно пришел в чувства и более их не терял.
В санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты по самой дурной дороге, он мучился, не жалуясь; будучи мною поддержан, барон Геккерн мог дойти до своих саней, в которых он ждал, пока совершалась переноска его соперника, чтобы я мог его проводить до Петербурга. В продолжении всего дела спокойство, хладнокровие, благородство с обеих сторон были в совершенстве.
Примите, князь, уверенность в высоком моем почтении
виконт д’Аршиак
Переводили с французского:
корнет Осоргин
корнет Чичерин
поручик Анненков
поручик Шигорин
штабс-ротмистр Балабин
ротмистр Столыпин
флигель-адъютант полковник Бреверн 1
Перевод с письма, писанного инженер-подполковником Данзасом от 6-го февраля к камергеру князю Вяземскому
Милостивый государь
князь Петр Андреевич,
Письмо к Вам г-на д’Аршиака о несчастном происшествии, которому я был свидетелем, я читал. Г-н д’Аршиак просит Вас предложить мне засвидетельствовать показанья его о сем предмете. Истина требует, чтобы я не пропустил без замечанья некоторые неверности в рассказе г-на д’Аршиака.
Г-н д’Аршиак, объяснив, что первый выстрел был со стороны г-на Геккерна и что Александр Сергеевич Пушкин упал раненый, продолжает («…свидетели приблизились, он приподнялся на месте и сказал: “Погодите”. Оружие, которое держал в руке, было покрыто снегом, он взял другое; я мог бы сделать возражение, но знак, поданный бароном Егором Геккерном, мне попрепятствовал»). Слова Александра Сергеевича, когда он поднялся, опершись левой рукой, были следующие: «Погодите, я чувствую еще себя в силе сделать мой выстрел». Тогда действительно я подал ему пистолет в обмен того, который был у него в руке и ствол которого набился снегом при падении раненого; но я не могу оставить без возражения замечания г-на д’Аршиака, будто бы он имел право оспаривать обмен пистолета и был удержан в том знаком со стороны г-на Геккерна. Обмен пистолета не мог подать поводу во время поединка ни к какому спору. По условию каждый из противников имел право выстрелить, пистолеты были с пистонами, следовательно, осечки быть не могло; снег, забившийся в дуло пистолета А.С., усилил бы только удар выстрела, а не отвратил бы его; никакого знака со стороны г-на д’Аршиака, ни со стороны г-на Геккерна подано не было. Что до меня касается, я почитаю оскорбительным для памяти Пушкина предположение, будто он стрелял в противника своего с преимуществами, на которые не имел права. Еще раз повторяю, что никакого сомнения против правильности обмена пистолета оказано не было; если б оно могло возродиться, то г-н д’Аршиак обязан бы был объявить возражение свое и не останавливаться знаком, будто от г-на Геккерна поданным; к тому же сей последний не иначе мог бы узнать намерение г-на д’Аршиака, как тогда, когда бы оно было выражено словами; но он их не произнес; я отдаю полную справедливость бодрости духа, показанной во время поединка г-ном Геккерном, но решительно опровергаю, чтобы он произвольно подвергнулся опасности, которую бы мог от себя устранить – не от него зависело не уклониться от удара своего противника после того, как он свой нанес.
