-- Ба, Санька! Ведь и вещи-то твои еще не внесены, да и ямщик-то, поди, дожидается напрасно. Я и забыла совсем, батюшка,-- встрепенулась мать.
-- Я уж распорядилась,-- сказала Оленька.-- У тебя два чемодана и ящик, Саша?
-- Да. А что?
-- Они там, на кухне. И ямщика велела накормить.
-- Словом, мне остается только расцеловать тебя,-- засмеялся молодой Светлов, притянул к себе со стола за руку сестру и действительно расцеловал ее.
-- Да ты, Санька, лучше сперва выпей да съешь, пока не простыло, а потом уж и дури,-- хлопотала мать около стола.
-- И то правда, мама,-- засмеялся молодой Светлов. Он выпил и принялся с аппетитом уписывать бифштекс, шутливо приговаривая: -- Желал бы я видеть сего смертного, умеющего так хорошо жарить мясо во всякое время дня и ночи!
-- А уж извини, батюшка: это и не смертный совсем готовил, да и не смертная, а смертельная пьяница -- стряпка наша Акулина,-- отшучивалась мать, довольная, что сын ест с таким очевидным удовольствием.
Старик Светлов налил между тем рюмку водки и понес ее ямщику на кухню.
-- Иван! Чемоданы-то надо к баричу в кабинет снести,-- слышался оттуда его голос,-- валяй-ка, брат!
Владимирко, одетый уже в свой утренний халатик, и прятавшийся до этого времени в соседней комнате, услыхав распоряжение отца о чемоданах, решился, наконец, победить свою застенчивость и, к изумлению всех, очутился вдруг в кабинете отца, на столе возле сестры. Он сразу смекнул, что уж если внесут чемоданы, то, стало-быть, их и развяжут, и рыться в них будут; а смотреть, как раскупоривают чемоданы, да еще и с незнакомыми, столичными вещами,-- это такая прелесть, что не присутствовать при этом ему, Владимирке, решительно нет никакой физической возможности, хоть бы пришлось сквозь землю провалиться от стыда.
-- Где это вы изволили укрываться, Владимир Васильевич?-- весело приветствовала его появление Оленька.
-- Уж ты молчи, Чичка! -- стыдливо жался он к сестре.
-- Что, брат, не утерпел? -- со смехом обратился к нему вошедший отец.-- Брат-то ведь не кусается у тебя.
-- Я и сам знаю, что не кусается,-- расхрабрился вдруг Владимирко, очевидно, задетый за живое.
-- А вот и врешь: кусаюсь,-- расхохотался молодой Светлов и начал теребить брата зубами за плечо.
-- Ладно! Я, брат, и сам умею кусаться...-- заметил ему совершенно ободрившийся на этот раз Владимирко и так ловко стиснул зубами локоть брату, что тот даже поморщился от боли.
