— Здоров ли ты жил, имел ли работу, много ли заработал, не имел ли какой заботы?
— Я-то хорошо, — ответил «Пахомушка». — А ты как поживала? Тятеньку мово уважала, слушала ли маменьку, топила ли баеньку, запирала ли дверь на замочку? Спала ли всегда в одиночку?
— Все делала, как ты велел, Пахомушка.
А тот глядь на дерюги да на сено, видит, «ребенок» лежит — старый пиджак, перетянутый веревкой.
— Откуда у тебя ребенок?!
— Вот и поймал гулящую! — обрадовалась бабка, поддергивая платочек.
— Ребенок твой, — смело говорит «Пахомиха».
А муж оторопело:
— Как может быть мой? Я дома не ночевал!
— А ведь первую ночь я с тобой спала, — изворачивается, лукавит «Пахомиха».
— Врешь, безголова-неуклюжа! Откуда дитя? — И замахнулся грозно.
А «Пахомиха» смело:
— Откуда, откуда. Ребята сделали!
И расшумелись пуще прежнего все в клубе, стали искать меж собой отца ребенка. «Пахом» ярится, злее всех ищет. Натыкается на «прохожего человека», спрашивает грозно:
— Был у моей Пахомихи?
— Был, — лихо, с вызовом отвечает «прохожий человек». «Пахом» в отчаянии кричит, вопит на своих «родителей»:
— Что же глазели? Пахомиху не уберегли! — И ударил «родителей» «ребенком», а потом стал колотить скомканным, перевязанным пиджаком «прохожего человека»:
— Не ходи к чужой жене, не ходи к чужой жене!
Набросился и на «Пахомиху»:
— Не спи с другими, не спи с другими!
И до того разошелся, что стал бить всю «родню» свою и всех, кто рядом стоит. Со смехом и визгом побежали кто куда. На том завершилось представление.
— Поразительно, — сказал профессор, — нелепо, дико все закончилось, а смешно. Как быстро и смело реалии переходят в символику и наоборот. Трагедия, фарс, драма, комедия, цирковое трюкачество — все берет свое начало из таких вот народных гуляний да игрищ.
Около дверей толкалось много молодежи. И там вдруг резко засипел, заорал магнитофон у кого-то в руках. Парни и девушки задергались, запрыгали в модном танце.
— А вот и новый тур праздничных представлений, — сказал Даниил Андреевич, и по его глазам было видно, что это веселье ему тоже очень интересно. Но старики и старухи рассердились не ра шутку, они вытолкали молодежь из клуба:
— Пошли отсель, бесовские дрыгалки. Не для вас веселье!
А «Пахом» да «Пахомиха» вскоре вновь стали рыжим прихрамывающим мужиком и вернувшейся в свой прежний облик лукавой, быстрой теткой Евдокией. И вся их возбужденная «родня» расселась по лавкам, живо переговариваясь и пересмеиваясь.
Вечер еще не закончился. Но усталость, духота и желание покурить вывели на улицу многих мужчин. Профессор тоже хотел было уйти, но Петр уговорил его остаться.
