И все-таки Петр отпускал Юрку домой даже тогда, когда было не положено. Мальчишка так просился, что невозможно было отказать, хоть было ясно — каждая встреча добавляет еще капельку горечи и зла.
«Ему пожить бы здесь, среди этих крепких да ловких пацанов, — подумал Петр, все еще вглядываясь в то, как ловко и бесстрашно играют дети на мостках и карбасах. — Но примут ли они новенького из других мест? У детей свои законы… Да и не только у детей. Вон как внимательно изучает, вглядывается в меня какой-то старик, будто бы увидел что-то подозрительное…»
Старик прошел по мосткам, прихрамывая, поздоровался с легким поклоном. Во многих поселках Петр встречался с подобным обычаем — здороваться с приезжими, а теперь ему было особенно приятно услышать приветствие от старца, показавшегося слишком суровым.
Все ближе и ближе стали подходить к Петру мальчишки и девчонки, многие были босиком, в простых одежках, с выгоревшими, соломенного цвета чубами и косичками, обветренные, синеглазые — они подступали настороженно, в любой момент готовые улыбнуться или разбежаться врассыпную.
Петр пошагал дальше, мимо домов, вверх, к скалам, к ясному уже солнечному небу. Мальчишки и девчонки преследовали его, но близко подойти не решались и вскоре отстали. Дорога, иссеченная трещинами и корнями, поднималась все круче, огибала валуны, ныряла под кроны сосен, уводила к перевалу, за которым был крутой спуск, потом перекинулся мостик через небольшое болотце, а дальше оказалось кладбище.
Дремали столетние обомшелые ели, высокими пирамидами поднимались муравьиные кучи, а умершие лежали в еловых коробах не в земле, а на твердом скалистом грунте, едва-едва погруженные в мох. Над каждым коробом возвышался крест из широких досок, — сверху крыша в виде конька дома или формы карбаса, а под крышей — поморский литой медный или оловянный крестик или что-то еще вроде ладанки. А возле коробов к старым елям были прислонены длинные шесты, на них несли усопшего. Не умершего, а именно усопшего. В том кладбищенском лесу смерть показалась Петру продолжением жизни, — она была в корнях, в буреломе, в муравейниках, в цветах, в зеленой хвое, в тихом терпком воздухе. Кто здесь долго жил, тут и остался навечно, породнился с землей.
Петр долго ходил по кладбищу, где было тихо и нестрашно, где все было исполнено особой значительности.
Потом он вернулся к шаткому мостику через болотце, поднялся наверх, свернул на новую тропу и вскоре увидел на берегу бухточки, невдалеке от воды, большой бревенчатый дом или что-то вроде сарая, из которого доносились людские голоса. Он вошел внутрь, разглядел в полумраке огромные бочки, наполненные рыбой. А за длинным, мокрым разделочным столом стояли подвязанные платочками работницы в фартуках. Все торопились вовремя расправиться с богатым уловом. Быстро, ловко орудовали они широкими ножами. Петру стало совестно наблюдать за этой веселой и напряженной работой. Уж если может вот эта — этот одуванчик с тоненькими ручками и ножками, — то почему бы и ему…
