Дед поерзал на стуле, огляделся, откашлялся и негромко затянул:
Ай во боре, боре,
Стояла там сосна,
Зелена, кудрява.
Ой, овсень! Ой, овсень!
Ехали бояре,
Сосну срубили,
Дощечки пилили,
Мосточки мостили,
Сукном устилали,
Гвоздями убивали.
Ой, овсень! Ой, овсень!
Кому ж, кому ехать
По тому мосточку?
Ехать тут овсеню
Да новому году.
Ой, овсень! Ой, овсень!
— Раньше я пел складно, теперь голоса не стало, сгорел весь, — начал оправдываться Дед, хотя спел он чисто, хорошо. И Анюта ему слегка подтягивала.
— А про коляду тоже песенка есть, побыстрее поется:
Коляда, коляда,
Где была?
Коней пасла.
Что выпасла?
Коня в седле,
В золотой узде.
Кони где?
За ворота ушли.
Ворота где?
Водой снесло.
Вода где?
Быки выпили.
Быки где?
За горы ушли.
Горы где?
Черви выточили.
Черви где?
Гуси выклевали.
Гуси где?
Девки выпололи.
Девки где?
За мужья ушли.
Мужья где?
На войну ушли.
Война где?
На печи в углу.
Звучно, лихо выкрикнул Дед последние слова.
— Смешно, весело в овсень. Поешь, пляшешь, горя мало. А уж на святках, в день крещения, на радостях даже в озере выкупаешься. В наших-то местах дни те святочные окрутниковыми зовут. Где свеча на окошке горит, в тот дом и прут ряженые, поют, да пляшут, да скоморошничают. А еще, бывало, длинный карбас, флажками разнаряженный, на санях возили. На санях да в карбасе окрутники, али кудесники, сидели, рожи всем строили, частушки-прибаутки пели под бубны да гармоники. И все их потчевали медовухой да пряничками. А кудесник что выкликнет, то и будет с тобой.
— Значит, его задабривать надо было? Вином да пряниками?
— А то как же! Рявкнет, что помрешь — и помрешь в одночасье, — улыбнулся Дед.
— Ну уж прямо так и помрешь, — засмеялся Петр, все более доверяясь рассказу о наивной и такой вдруг близкой, живой еще старине, о которой теперь почти никто и не знает в городе.
Вспомнил Александр Титыч про деда своего и про отца…
— Крутым да умным был мой батька… Поставил он однажды перед собой троих сыновей, положил перед ними топор, книгу да сеть рыбацкую и сказал: выбирайте. Старший за книгу схватился — его в город на учебу спровадили, средний взял топор и пошел по плотницкому делу, и такие карбасы ладил, что не было его лучше по всему Терскому берегу. Ну, а мне сеть досталась, рыбацкая доля. Не жалею, уж повытягивал я в охотку золотую мою рыбку со дна морского… Что прикажу ей, то и совершит, — таинственно заключил Дед. Почесал макушку, сказал, обращаясь к Петру:
— А велю я тебе изловить свою удачу не в какой-нибудь мелкой да мутной воде, а в большом море-океане на радость себе и всем людям.
