Впереди, за стволами тополей уже была видна круглая асфальтированная площадь с клумбой посредине. Вокруг клумбы медленно, размеренно, мелкими шажками шла старушка вслед за точно такой же детской коляской, какая была у Петра. Старушку он знал. Они часто встречались в саду. Правая рука ее была вытянута жестко, как протез. Казалось, что старушка хочет оттолкнуть коляску или оторваться от нее, но не может. «Вот и я буду так?»
Петр теперь уже почти бежал вслед за коляской сына, убегал от старухи. Остановила его красная лодка качелей. Она взметнулась ввысь между осинами. Затрепетала и вздулась куполом сиреневая юбка. Молоденький солдат лихо присел, усиливая взмах. Девушка взвизгнула. Замерло сердце. Выше, выше качели. Еще выше. Солдат старается от души. Еще немного, поближе к небу. Взлететь или грохнуться — все равно. Должно быть, любовь, отчаянность и что-то еще такое разудалое, о чем и не сказать даже, раскачивает эту красную лодку качелей. Глаза у девушки, наверно, влажные от ветра.
Вот так же бывало Петр раскачивал Анюту. Она смеялась и чуть не плакала. Рискованное тогда затеяли испытание. Будь что будет… Как дети, — душа не стерпела… «Эй, качели! Взлетайте и падайте. В вашем отчаянном размахе есть что-то от шторма».
Теперь только Петр заметил, что стоит и покачивается, будто снова оказался на палубе почтового катера, а вокруг тьма, ветер, волны. И опять пошел он по аллее, и все покачивался, будто под ним было штормовое море…
«Кресты удачи… все на двоих… Что я дал Анюте?.. Ничего — и все, что есть у меня… И сына… Приехала бы к нам бабушка, нам без нее не управиться… Если бы только увидела сына и моя мама… Это несправедливо, что ее нет… У каждого ребенка должны быть свои дедушки и бабушки — без них детство не детство. Оно должно проходить не в городе, а в деревне, на природе, поближе ко всему естественному», — подумал Петр, вспомнив свое детство. Далеко, в розовом тумане…
Туда-сюда качели, туда-сюда. Эх, вот если бы хоть один разок можно было качнуться между двух берез и полететь — может быть, даже к самому солнцу. А потом, может быть, еще дальше — за солнце, а потом…
…Туда-сюда качели, туда-сюда. Две короткие веревки, согнутый лом над головой, две высоченные березы по бокам, и все. Качнешься назад — вытоптанная земля под ногами, качнешься вперед — улетает из-под ног лужайка, изгородь за нею, и четыре дома вдоль шоссе, и высоковольтная линия, и дальний лес, но до неба и солнца все равно далеко.
