Позволю себе рассказать поподробнее, хотя бы для того, чтобы облегчить душу. Происшествие это по сей день гложет меня и, похоже, не отпустит, покуда я жив. К тому же, по моей прикидке, именно с того самого дня судьба моя повернулась к худшему. А случившаяся беда многое для меня прояснила: я превратился в человека, утратившего почву под ногами. Однако не станем забегать вперед.
Начну с того, что обычно я всегда крепко и хорошо сплю, снов у меня почти не бывает, разве что очень редко. (Я даже не знал, как отвечать психоаналитику на его вопросы. Сны снятся? Да нет, не снятся.) А на пароходике том мне почему-то не спалось. Может, из-за того, что я тревожился, все беспокоился за него. Да и рассеянный был какой-то… Ну да неважно. Короче говоря, весь в поту метался я той ночью, а на сердце давила тяжесть. Спать, правда, спал, но самочувствие было прескверное. Даже обрадовался, что меня будят. Спросонок подумалось, что пора заступать на вахту, а я любил ночные вахты, особенно если вокруг тьма, хоть глаз коли: тогда ни на что другое не отвлекаешься, знай себе работаешь, как машина. Оно и лучше — думать некогда.
В общем, стучит в дверь каюты офицер и докладывает:
— Горим, капитан!
— Быть того не может!
В действительности же я мигом смекнул, что к чему. Сам поражаюсь своей способности реагировать мгновенно.
— Перекрыть доступ воздуха! — кричу на всякий случай. По опыту знаю, что хлопок, шерсть и прочий подобный груз может тлеть подобно древесному углю, то есть перегреваться без возгорания. Таким образом можно выиграть время, а это главное.
— Никого не будить, пока нет надобности! — крикнул я вслед офицеру и набросил шинель, потому как ночь выдалась холодная.
Нет, сколько ни пытайся, мне не под силу описать события той ночи. Когда я вышел на палубу, пароходик наш шипел, как скопище змей, то есть помпы уже работали вовсю. Но в остальном на судне царила тишина, только в носовой части слышался топот ног и разливалось свечение — из ничего, из ниоткуда, словно кто-то подавал световой сигнал призракам.
И вот уже нос корабля постепенно задымился. Тонкие струйки дыма пробивались сквозь щели в обшивке плавно и спокойно, покуда их не подхватывали верхние потоки воздуха, ведь судно шло на всех парах.
Доводилось мне и прежде бывать в переделках, даже два раза. Однажды во время короткого плавания между Китаем и Японией мы сели на мель. Голландский трехмачтовик «Сламат» был доверху гружен рисом. И мы два дня и две ночи без роздыха ссыпали высокосортный рис в море, но сняться с мели все никак не удавалось, хотя лишенное груза судно, того гляди, было готово опрокинуться: уж очень неудобно оно застряло в песке — бортом. А в другой раз — перед самым Триестом тоже вспыхнул пожар. Но тогда мы в последний момент успели добраться до гавани: бушевало такое пекло, что мозги плавились. Словом, довелось мне попотеть в жизни, но кошмара, какой выпал на мою долю той ночью, не упомню.
