Спроси свою совесть | страница 4
Владимир Кириллович чуть прищуренными цепкими глазами неторопливо, как бы оценивая, осматривает судей за столом, адвокатов, подсудимых, задерживает взгляд на нём, Женьке, — в глазах его осуждение и в то же время какая-то мягкость, сожаление.
— Простите, то, о чём я буду говорить, на первый взгляд не имеет никакого отношения к совершённому Курочкиным преступлению, но это только на первый взгляд. Евгения Курочкина я знаю год…
Год? Только? Да, почти год. Только тогда ноябрь был не по-осеннему теплым, даже на демонстрацию ходили без пальто. Всего только год! Но как он памятен Женьке Курочкину…
Женька Курочкин лежал на диване, закинув ногу на ногу, и лениво перебирал струны гитары. Сам собою подобрался любимый мотив:
Скучно, до чего же скучно! Валяться на диване и читать надоело, а сходить не к кому: все его друзья уже неделю с лишним в колхозе, на картошке, а он…
А всё мать! «В колхоз? Тебе? Нечего там делать! Твоё будущее не в колхозе. Найдутся дураки гнуть спину, копать картошку». Ну и достала справку о неврозе сердца, благо врач знакомая: у одной портнихи платья шьют. Женька зло рванул струны:
— Вижу рыцаря печального образа с гитарой, но без шпаги. Можно войти, что ли?
На пороге, широко расставив ноги и улыбаясь, стоял его одноклассник Иван Сергеев. Гитара, жалобно звякнув, отлетела в сторону.
— Ваня, дружище, здорово! Приехали? Да проходи же! Все приехали или ты один?
— Нет, не все, только нас сняли, выпускников. Ух, брат, там и картошки!.. Мы так работнули, дай боже, на четырех бестарках не успевали отвозить!
— Когда приехали?
— Ночью сегодня. Я как встал, так первым делом к тебе. Дай, думаю, болящего проведаю. Ну, как ты тут? Как сердце?
— A-а, сердце! — Женька махнул рукой, но потом спохватился. — Сначала покалывало немного, потом прошло. Да ты садись, закуривай вот, — Женька пододвинул пачку «Казбека». — Мать расщедрилась вчера, аванс предку дали, ну и сунула мне пятерку.
— В открытую куришь? Силён, бродяга! — Сергеев усмехнулся, взял в руки пепельницу — голову Мефистофеля, повертел ее, рассматривая со всех сторон, и опять поставил на место.
— Как семнадцать исполнилось, так предок сам портсигар подарил. Да ты закуривай, не стесняйся, дома никого нет, мать с Верой на базар ушли, раньше чем через час не вернутся.
