— Постой, постой, не горячись! — Сергеев ещё больше наморщил лоб. — Так ты считаешь, что здесь налицо конфликт личного с общественным?
— Да!
— Работа в колхозе — общественное дело, а игра в баскетбол — личное?
— Ну, конечно! Это даже пятикласснику ясно.
Ирина пожала плечами, словно удивляясь, что такие простые вещи ему не понятны. Но Иван не собирался отступать.
— Значит, ты считаешь, что Курочкин не поехал в колхоз для того, чтобы играть в баскетбол?
— Я этого не говорила! — несколько растерялась Ирина.
— Но получается именно так! Вот в этом-то и есть твоя ошибка, Ира.
— Ну знаешь, это просто ты из ложного чувства товарищества защищаешь своего друга.
Сергеев густо покраснел. В классе все знали эту его особенность — краснеть по любому поводу, а иногда и вовсе без повода. Причём румянец, поднимаясь от шеи, заливал всё лицо. Пылали огнем даже уши.
— А по-твоему, товарищ не имеет права выступить на защиту своего друга, если видит, что по отношению к нему допущена явная несправедливость? Грош цена такой дружбе!
— Но я не верю в его болезнь!
— Это твоё дело, а газета — общественное, вот тебе и конфликт между личным и общественным, — пошутил Сергеев, чтобы сгладить размолвку.
Но Ирина не была расположена к шуткам.
— Это не болезнь, а симуляция!
— У Курочкина есть справка от врача.
— Значит, нужно верить разным бумажкам и не верить фактам? Ну знаешь, это просто формализм!
Сергеев улыбнулся:
— Вот, все семь смертных грехов мне приписала: покрывательство, формализм, ложное чувство товарищества, ещё что?
— Что симуляция — это ещё нужно доказать, — вмешался в разговор молчавший до этого Курочкин.
— И докажу! — гневно сверкнула серыми глазами Ирина.
— Ну вот, когда докажешь, тогда и повесишь эту газету, — примирительно произнёс Сергеев, — а пока нужно снять.
Ирина молчала, только нервно вздрагивала коса, которую она перебирала тонкими пальцами. Наконец, глубоко вздохнув, не глядя на Сергеева, она проговорила:
— Хорошо, я сниму. Но вопрос о Курочкине мы будем разбирать на бюро!
— Ой, боюсь! — Женька шутовски вытаращил глаза и присел. К нему уже вернулась его обычная самоуверенность. Своего он добился — газета будет снята, а насчёт бюро… Он выпрямился и свысока посмотрел на Ирину:
— Может быть, вы ещё и моего лечащего врача на комсомольское бюро вызовете?
Ирина, не отвечая, обошла его, словно неодушевлённый предмет, случайно оказавшийся на пути, подошла к стене и резко дёрнула за край газеты. Газета отлетела, оставив на гвоздях кусочки бумаги.
