Tu vois, Maurice, moi aussi je peux voler!
Ton ami,
Jean-Claude[11]
Послание озадачило Боба.
– Что ты хочешь сказать, говоря, что ты тоже умеешь летать?
– Морис говорит, что построил у себя в погребе космический корабль. Он собирался прилететь ко мне в Сетэ, но его мама нашла корабль, и поэтому он не смог прилететь.
– О, – сказал Боб, покусывая губу, чтобы скрыть улыбку.
– Но Морис заставил меня обещать никому об этом не рассказывать.
– Я никому не скажу, – пообещал Боб, счастливый оказанным ему доверием.
Он купил газету. Не для того, чтобы найти там расписание рейсов, так как Боб уже знал, что вылет каждый вечер в семь часов. Но просто, чтобы чем-то заняться.
– Посмотри, – сказал мужчина, – сегодня должен быть большой концерт на открытом воздухе на том берегу. Интересно, не отменят ли его.
Дружелюбная продавщица в сувенирном киоске услышала его слова и ответила:
– Только не этот концерт, сэр. Это золотой юбилей мистера Фидлера с Бостонским симфоническим оркестром.
– Благодарю вас, мэм, – сказал Боб и повернулся к Жан-Клоду. – Мы, быть может, промокнем немного, но это того бы стоило.
– Это джаз?
– Нет. А это имеет значение?
– Нет, – ответил мальчик.
Жан-Клод и Боб вернулись к машине по набережной, и мужчина достал из багажника старое одеяло. Завернув за сэндвичами, они прошли по Гарвардскому мосту на Эспланаду, зеленый полумесяц газона, обрамлявший Раковину – павильон, укрывавший музыкантов от непогоды.
Несколько тысяч стойких фанатов, бросая вызов стихии, расположились в импровизированных палатках, вигвамах, под самодельными тентами. Боб и Жан-Клод расстелили свое одеяло как можно ближе к Раковине.
– Если задницы у нас и отсыреют, здесь мы, по крайней мере, все хорошо увидим, – успокоил Боб и предложил Жан-Клоду огромный сэндвич.
– Мне обязательно его съесть? – спросил мальчик. – У меня живот немного болит.
– Не беспокойся, – заверил его Боб, думая, что у ребенка это от нервов. – Ешь, сколько сможешь.
– Ладно, – вздохнул Жан-Клод и начал откусывать маленькие кусочки.
Часом позже буря аплодисментов заглушила шум дождя. Почтенный дирижер направлялся к эстраде. Толпа поднялась на ноги, и все кричали: «Мы любим тебя, Артур!»
– Этот седой человек – большая знаменитость, – объяснил Боб Жан-Клоду. – Он еще важнее музыки.
– Он выглядит как Père Noёl, – сказал мальчик.
– Ты прав, – отвечал Боб, – но он похож не только на рождественского деда. Он похож на патриарха. В этом причина его популярности, я думаю.
