«Что бы ни случилось, как бы ни сложилась моя жизнь, но я навеки буду тебе благодарна, буду преклоняться перед твоим мужеством, твоим рыцарским сердцем, твоим бескорыстием…»
Вот они, эти слова! Странные слова… Может быть, кому другому, какому-нибудь настоящему рыцарю они и пришлись бы по вкусу, но ему… Не считал себя ни мужественным, ни бескорыстным или настоящим рыцарем. Это он только казался ей таким, вернее — она хотела его видеть таким.
«Ты, может быть, единственный увидел во мне человека и не из жалости, а из любви и великодушия предоставил возможность быть человеком среди людей…»
— Дура! — добродушно ругнулся. — Нашла о чем…
«Ты, Андре, хорошо знал и видел, что я тебя никогда не любила, но ты никогда не подал виду, никогда даже не упрекнул, не унизил, в твоей душе никогда не откликнулся зов твоих предков, и я за это, сколько могла и как могла, платила тебе видимой верностью. Прости мне этот чисто женский обман, без которого, наверное, не обходилась ни одна женщина и за который нас, слабых дочерей Евы, не надо сурово судить. В этом виноваты не мы, а обстоятельства, уготованные нам суровым бытием».
Сердце Качуренко то замирало, то гнало кровь тяжелыми толчками, он до конца не осознал еще хитромудрую философию своей жены, но уже увидел — это последнее от нее письмо, это то самое слово, которого он так ждал…
Пропустив несколько абзацев, выхватил тот, который бросился в глаза.
«Прости меня за все и пойми и поверь — не ударить тебя я хотела в трудное время, а решила, что лучше даже в таких обстоятельствах обойтись с тобой честно и откровенно: не жди, я не вернусь к тебе. Судьба послала мне любовь, подарила чувства, которых я не знала до сих пор. Я проклинаю свою коварную судьбу, но выстоять, превозмочь себя, искалечить собственное «я» бессильна… Прощай и не беспокойся, я под надежной защитой и в достойной…»
Машинально рука сжалась в кулак. Треснула, поползла между пальцами бумага.
— Евграф…
Вот к чему загадочные намеки Лысака: «Знали бы вы их, не очень-то восторгались бы». Что ж, это правда. Мужья последними узнают об измене жен… «Жена Цезаря вне подозрений», — любил вспоминать древнюю истину учитель Лан. Не имел ли он в виду современных ослепленных «цезарей»?
Ежемесячно самодеятельный драматический коллектив Калиновского дома культуры ставил новую пьесу. И классическую, и самую современную драматургию не обходил Евграф Евграфович своим вниманием. Играл главные роли, счастливых и несчастливых любовников, Аглая всегда была ему парой. И целовал ее, и ласкал, и на руках носил, и «убивал» — всякое случалось между ними, но ни разу не возмутилось от ревности сердце Качуренко, не Аглая ходила по сцене, а счастливая или несчастная героиня произведения. Он гордился талантом жены, расценивал ее игру как благородное служение не столько музе, сколько делу воспитания народных масс. Довоспитывалась…
