Спустя два дня следователь Балабанов вновь приглашает их на опознание тела подростка, найденного в районе Белого озера, а потом, буквально на следующий день, на опознание тела, обнаруженного на месте сгоревшего дома в дачном посёлке Богашёво, в районе аэропорта. И каждый раз всё повторяется: сначала смертельный, парализующий ужас ожидания в университетской роще, а потом короткая эгоистичная радость: «Слава Богу, опять не он». Лиза не замечает, как часто она упоминает теперь Бога.
Никогда прежде не куривший Миша смолит по пачке «Мальборо» в день, как заядлый курильщик. Смещаются все представления и понятия. Её мозг переполнен обрывками абсурдных силлогизмов. Прошло пять недель, как пропал сын, но хорошая новость теперь для неё, только та, что его опять не нашли. Она смертельно боится и молится Богу, в которого никогда особо не верила, точнее сказать, отводила ему слишком мало места в жизни, но теперь просит, чтобы на опознании опять оказался не Пашка, а другой. Что угодно, но только не увидеть его тело там, на каменном столе секционного зала.
Она первой бросается к телефону по каждому звонку. По десять раз на дню проверяет почтовый ящик в надежде обнаружить письмо с требованием выкупа, но время идёт, а в ящике находит только газеты и ещё – раз в неделю – пахнущий типографской краской «Огонёк», который теперь никто не читает.
Приходит утро, новый день и опять вечер, и вроде всё вокруг как всегда, только в доме нет Пашки. И нет новостей. Совершенно никаких. Ни о нём, ни от него, но она каждый день молит об одном: пусть лучше полная неизвестность, но только не страшная определённость.
ТОМСК. АПРЕЛЬ 1993 ГОДА
– А ваш тоже бегает?
– Простите? – Лиза отрывает пустой взгляд от плаката с подробнейшей схемой устройства «АВТОМАТ КАЛАШНИКОВА МОДЕРНИЗИРОВАННЫЙ», пришпиленного канцелярскими кнопками к глянцево-зелёной стене. Эмалевая краска пошла трещинами, местами отслоилась, обнажив пятна серой штукатурки. В мозгу вяло шевелится посторонняя мысль: «Для чего им этот плакат? Никогда в жизни не видела милиционера с автоматом».
– Ваш, говорю, тоже бегает? – настаивает на разговоре женщина.
Они сидят в конце тёмного коридора возле кабинета начальника оперативно-разыскного отдела районного отделения милиции. Ряд засаленных стульев освещает покрытый пылью и засиженный мухами, а когда-то белый, плафон под потолком. По дешёвому, истёртому до дыр линолеуму, имитирующему паркет ёлочкой, неторопливо проползает откормленный таракан. Помедлив, он скрывается в щели между лопнувшими швами, неаккуратно подклеенными скотчем. Лиза переводит вопросительный взгляд на худощавую женщину с утомлённым лицом в кукурузно-жёлтой кожаной куртке, истёртой на сгибах рукавов. Тусклая прядь волос, изжёванная несвежим перманентом, неаккуратно выбивается из-под вязаной шапочки. Женщина придвигается ближе к Лизе и участливо повторяет вопрос:
