— Почему ты так крепко спишь? — спросил Гонаибо.
Змея не пошевельнулась, лишь тихонько зашуршали чешуйки на шее.
— Зеп! Не дури! Если ты еще хоть раз не ответишь, когда я тебя зову, — берегись!
Змея метнулась в сторону. Хоп! Исчезла в стене, среди пучков соломы и растрепанных коробочек хлопка.
— Зеп!
Короткий шорох, треугольная головка выглянула и снова спряталась.
— Зеп! Зеп!.. Послушай... Да послушай же!..
Трудолюбивый ветер косит высокие травы, пригибает их к земле — не знающий устали жнец на бескрайней ниве земной. Лес на горах все поет и поет свою извечную песню, перекликаясь со скрипками раннего утра, звенящими над водами древнего озера Азюэй. Плотная завеса листвы, скрывая неясные очертания берегов, отзывается на эту песню далекой мелодией, музыкой изменчивой, судорожной и суровой, родной сестрой духовных гимнов итальянского кватроченто. Кружатся птицы, беспокойные водяные курочки взлетают над болотами, как взлетали они еще в незапамятные времена, на заре существования земли Кискейя. Над зеленоватым глянцем зеркальных вод хмурые горы вздымают к звездам свои крепкие молодые сосцы. Скалы громоздятся под хрустальным куполом неба; плиты, конусы, овалы, кубы, в шероховатой броне резких тонов, наперебой проталкиваются вверх, катятся кубарем, срываются вниз, в лощину. Перевал меж двух крутых кряжей, озеро, лес, долина. Этот пейзаж — святыня Гаити. Почва в ущелье Кюль-де-Сак полна следов древних цивилизаций, здесь все говорит о славе минувших веков. Драгоценности, украшения, гончарные изделия, скульптура, идолы, тотемы... Оружие конкистадоров, амулеты, цепи и маски первых беглых негров... Вечерами, когда с Южного моря прилетает горячий ветер, ущелье трубит в рог, и над лохматыми берегами озера пробуждается многоголосое эхо — отзвуки нашего прошлого, где переплелись традиции, видения и миражи всех рас, укладов, веков...
Гонаибо вышел на порог своей хижины, утопающей в диких травах. Издали ее соломенная крыша должна была казаться среди зеленой саванны просто пожелтевшим кустом. В другие времена года, когда земля меняет одежду, кровля превращалась в едва заметное светлое пятно. Упираясь руками в бедра, подросток долго смотрел на волнистую ширь саванны, огибающей озеро, и вдруг, охваченный безотчетным весельем, кинулся бежать в высокой траве. Он летел по лугам, как молодой олень. В изодранных коротких штанах, с голыми руками, ногами, грудью — вся кожа цвета спелого абрикоса, — легконогий и ловкий, скакал он в буйном разливе трав.
