Надя очень удивилась приходу брата и обрадовалась. Утром, услышав, что приехал Ганя, она сразу примчалась к матери, чтобы, так сказать, лично убедиться и лицезреть. Сейчас, заметив, что он идет к ним со стороны кладбища, укорила:
– Если бы ты сказал, что сегодня собираешься туда, мы бы вместе сходили… – и прикусила язык, так как брат только взглянул на нее печально, и она поняла, зачем он предпринял эту вылазку в одиночестве. Из-за Васьки. Надя была единственным человеком, кому Матрена в свое время доверила тайну рождения сына. Правда, она попросила не тревожить Ганю – пусть мальчик учится спокойно. Надя так и поступила, только сейчас не могла понять, откуда ему стало все известно.
Надя захлопотала, начала ставить чай, накрывать на стол. Сейчас она сидела дома одна с ребенком – свекровь с семейством выехали на все лето в сайылык,6 а муж находился на работе. Ганя поиграл с племянником, поболтал с сестрой о том, о сем.
– Кажется, ты знала. Кажется, все знали, кроме меня. – обронил он за чаем, как бы в продолжение давнишнего разговора.
– Никто, кроме меня, – ответила Надя, с детства обладавшая даром отгадывать мысли брата.
– Почему ты молчала? – вскинулся Ганя.
– Она просила, – вздохнула Надя. И спросила, в свою очередь:
– А ты откуда узнал?
– Интуиция, – криво улыбнулся Ганя.
В прошлый свой приезд он пробыл дома недели три и ни разу не разговаривал с Матреной. Так, видел мельком, издали. Он не хотел ни видеть, ни слышать про нее ничего, просто знал, что она продолжает вести прежнюю жизнь. Да и как-то не до нее тогда было, с этим навалившимся горем… Но вернувшись в Туймаду, Ганя всю зиму думал о ней. Она не выходила у него из головы, хотя осенью он наконец-то познакомился и подружился с хорошей девушкой. Даже подумывал о женитьбе.
– Надя, я хотел бы встретиться с ней, – умоляющим тоном произнес Ганя.
– Так сходи. По вечерам она дома, – просто ответила Надя.
Обычные в таких случаях сомнения совсем истерзали Ганю в течение оставшегося дня. А вдруг она не захочет с ним разговаривать? Если она выставит его за дверь? У нее кто-то будет? А вдруг она сильно изменилась? Эти бесконечные «вдруг» да «если» едва позволили ему дожить до вечера. Как только сумерки укрыли в своих объятиях сонный поселок, Ганя, с бешено колотящимся сердцем, направился в сторону знакомого дома. Постучался три раза и нетерпеливо толкнул дверь. Возле печки, с чайником в руке, замерла Матрена. Она совсем не изменилась.
