. Я не могу согласиться с такого рода предположениями. Как правило, они опираются на весьма шаткую, легко опровержимую аргументацию. И как любые другие конспирологические теории, они предполагают чрезмерно рациональную картину мира, где любой поступок является следствием чьего-то целенаправленного умысла и нет места случайности, оплошности, лени, безалаберности, глупости, воздействию мимолетных причин, сиюминутных мотивов, лишенных всякой дальней цели и задней мысли поступков, совокупного действия множества разнонаправленных намерений и мотивов.
Сказанное не отменяет чрезвычайной ценности материалов Департамента полиции как источника для восстановления сталинской биографии. Именно они часто служат ключом, позволяющим разобраться в противоречивых показаниях мемуаристов и определить, до какой степени следует доверять тому или иному рассказу. Для примера обратимся к батумским событиям 9 марта 1902 года, когда организованная и спровоцированная Иосифом Джугашвили толпа рабочих, протестовавших против увольнения с завода, двинулась шествием к центру города Батума, что привело к столкновению с полицией и войсками и к человеческим жертвам. Появившиеся после этого социал-демократические листовки, к составлению которых, по моему мнению, Джугашвили имел непосредственное отношение, строились на риторическом противопоставлении мирного шествия рабочих, отчаявшихся из-за нищеты и несправедливости, осмелившихся всего-навсего попросить лучших условий жизни, – и расстрелявшей их за это безжалостной власти, охраняющей интересы капитала. Собственно, это был постоянный мотив русской революционной пропаганды: жестокая расправа кровожадного царизма над безоружными рабочими. Но он вступал в противоречие с другой столь же неизменной тенденцией к романтизации и героизации революционной борьбы, к изображению бесстрашных, ловких, находчивых подпольщиков-боевиков.
Применительно к батумским событиям отмечу, что особый акцент на мирном характере выступления находим в листовках, распространенных в Тифлисе, а также откликах в партийной печати (заграничной), то есть вдали от места событий. Листовки, появившиеся в самом Батуме, такого акцента не делали, а авторы воспоминаний из числа участников батумских событий, хотя и настаивали на сугубо мирном характере выступления, тем не менее иногда проговаривались и сообщали, что рабочие кидали в полицейских камни из мостовой и пытались выломать ворота тюрьмы, куда накануне поместили нескольких арестованных вожаков забастовщиков. Окончательно проясняют картину обстоятельные донесения жандармских офицеров и позднее прокурора. Они сообщают о выстрелах из бунтующей толпы и огнестрельных ранениях полицейских, а также излагают показания рабочего, которого обвиняли в стрельбе: он отрицал свою вину, утверждал, что был избит полицейскими и не помнит, стрелял ли, но пояснял, что имел при себе пистолет всегда. Последняя деталь вполне согласуется с характерной особенностью Закавказья, где все местные жители носили оружие. Это объясняет, почему батумские листовки не акцентировали мотив беззащитности рабочих, а заодно ставит точку в разговорах о безоружных и беззащитных пролетариях. И конечно же, Иосиф Джугашвили как организатор этого выступления предстает в ином свете
