Зимой Сара попросила Щербатского стать научным руководителем ее диссертации – хотя было известно, что Щербатский терпеть не мог читать научные труды зеленых юнцов. Тем не менее профессор с готовностью согласился. Он воскликнул, что, по его мнению, Сара обладает исключительным сенсорным восприятием, а потом крепко притиснул ее голову к своей груди. Это смутило Сару и одновременно польстило ее самолюбию. А профессор деловито добавил, что начать они смогут лишь будущей осенью, поскольку он берет отпуск на весенний семестр и собирается уехать из страны. Куда именно он направляется, Щербатский не сказал, но в этом не было ничего необычного. Сара сомневалась, всегда ли он сам имеет точное представление, где будет находиться. Щербатский улетел из штатов в январе, и с тех пор о нем никто ничего не слышал.
Но почему Лобковицы не предложили работу кому-нибудь вроде него – человека, пользующегося всемирной славой, специалиста, знающего о Бетховене такое, чего сам композитор о себе не знал? Или какому-нибудь общепризнанному эксперту из Королевского музыкального колледжа?…
Почему они выбрали ее?
В конце письма был указан адрес электронной почты. Если Сара согласится принять предложение, она должна прислать подтверждение Майлзу Вульфману, управляющему музейной коллекцией Лобковицев. Тогда и будут предприняты все необходимые меры по обеспечению ее приезда. И, разумеется, в таком случае Саре следует отправиться в путь незамедлительно.
Сара подумала, что лучше всего послать короткое письмо с согласием. Она, конечно, могла написать, что ради предстоящей работы ей придется скорректировать свое расписание и отложить важные дела. Но стоит ли блефовать? С другой стороны, незачем сообщать Майлзу Вульфману о том, что ее отсутствие разочарует членов бостонского спортивного клуба, где она подрабатывала инструктором по езде на велосипеде.
Откуда вообще Лобковицам стало известно ее имя? Естественно, у нее имелись публикации, но исключительно в академических журналах. Может, ее порекомендовал Щербатский? Это было бы лестно, и Сара решила принять его как наиболее возможное объяснение.
Выбежав из конторы, она вскочила на велосипед и стремительно покатила домой, в квартирку на Портер-сквер, которую снимала в складчину с приятелем. Адреналин и возбуждение подстегивали ее, и она добралась на сорок пять секунд быстрее, побив собственный рекорд.
Сара знала, что ей надо позвонить матери и сообщить ей сногсшибательную новость. однако больше всего на свете она хотела бы рассказать об этом отцу. Тринадцать лет прошло с тех пор, как он умер, а ей до сих пор хотелось говорить с ним обо всем.
