Карен положила часы на туалетный столик и радостно отметила, что уже почти три часа. Через двадцать минут она сможет позвонить в Швейцарию… Мысль о дочери заставила ее улыбнуться. Милая, чудесная, сумасшедшая Элизабет! Даже находясь далеко, она была для матери постоянным источником счастья. Как бы ни была занята, актриса никогда не лишала себя удовольствия поболтать по телефону со своей смешливой и жизнерадостной двенадцатилетней девочкой.
Карен любила, чтобы вода была горячая и чтобы ее было много, – такого удовольствия женщина была лишена первые месяцы своего существования в Нью-Йорке, когда четыре года назад приехала туда одна с дочерью.
Через час, согрев себя двумя мартини, Джек Витадини вернулся в номер, бросил пиджак на стул и, просунув палец в виндзорский узел тщательно завязанного галстука, с облегчением освободил шею. Он не принадлежал к числу красивых мужчин. Но хотя много лет назад угрюмый взгляд и круглое лицо снискали ему прозвище Мопс, его популярность у девочек была беспрецедентной во всей истории мелроузской средней школы.
Но и позже, когда Джек уехал из родительского дома в Филадельфию, чтобы сделать карьеру в театре, этот удивительный феномен не угас. Женщин притягивали его сила, его честный принцип игры по правилам. С ним не требовалось притворяться, Джеку можно было рассказать обо всем и не бояться при этом, что тебя осудят. Итальянское происхождение давало о себе знать: Витадини свято верил в любовь и брак, в преданность семье и друзьям.
Он украдкой бросил взгляд на широченную кровать – может, еще удастся вздремнуть до начала церемонии. У Карен есть прекрасные правила: спать, если устала, и пить, только если мучит жажда. За последний год Джек не соблюдал ни того, ни другого и уже начал чувствовать результаты излишеств и перегрузок.
Ему было сорок восемь; его жизнь определялась расписанием, презирающим всякое представление о времени, и была наполнена встречами с избалованными актерами и директорами студий, которые почти никогда не знали точно, чего хотят. Это, конечно, не декорации двигать, чем он занимался шесть лет назад, когда Карен Маерсон пришла с предложением, перевернувшим всю его жизнь.
– Я хочу открыть театр в Хэддонфилде, – объявила она за кофе во время перерыва в театре имени Эдвина Маркхама в Филадельфии. – И мне нужен первоклассный художественный руководитель. Не буду врать тебе, Джек. Предприятие рискованное, и нам придется работать по-черному, но если за дело возьмемся мы с тобой, то я не сомневаюсь, что у нас все получится. – И одарила его ослепительной, самоуверенной улыбкой, растопившей все сомнения.
