Мы выезжаем из города и вновь возвращаемся со стороны предместья Сан-Клаудио. Туман вдруг рассеялся, выглянуло солнце, и авиация может показать себя во всем блеске. Три трехмоторных «Юнкерса» спокойно, на высоте не более трехсот метров, разгуливают над ложбиной Овиедо. Кармен может свободно запечатлеть их аппаратом.
За эти месяцы я видел уже немало воздушных налетов, но этот превосходит все. «Юнкерсам» никто не мешает, нет ни истребителей, ни зенитной артиллерии. Во всей Астурии у республиканцев есть одна одноместная спортивная авиетка.
Сейчас немцы заняты отлогим зеленым склоном горы Наранко. Они предполагают здесь республиканские батареи, которые и в самом деле еще вчера обстреливали отсюда казармы.
Методически, аккуратно, как на маневрах, они покрывают весь склон, три на три километра, сплошной площадью взрывов. Земля дрожит от грома. За шестнадцать минут сброшено около восьмидесяти бомб.
Пылают два больших санатория. Вся гора дымится черным дымом.
«Юнкерсы» уходят, через полчаса возвращаются и начинают сначала. Они решили не оставить невзорванным ни одного вершка на горе Наранко. Так авиация Гитлера вступает в новую мировую войну.
От самолетов отделяются два парашюта. Их относит в нашу сторону. Вот они медленно приземлились. К ним бегут. Приносят – два больших цинковых ящика и в них несколько тысяч двухминутных фитилей для ручных гранат. Они предназначались полковнику Аранда, но по адресу не дошли.
Со стороны квартала Буэна Виста республиканцы заняли две большие улицы и амфитеатр боя быков. Сейчас начнется новая атака – здешняя часть хочет переулками прорваться на улицу Арганьоса и соединиться с первой группой на площади Америка.
В ожидании сигнала Хуан Амбоу мечтает:
– Скоро кончим с Овиедо – тогда пустим наше горняцкое войско на Галисию, на Леон, на Бургос. Будем прорываться в Кастилию…
Ему нужно поверить. В Астурии умеют бороться. Вот только одеты совсем неважно – Хуан дрожит в своем парусиновом моно. Нечем согреть его: я позволил себе ещё третьего дня отдать свое парижское пальто молодому парню, мокнувшему в грязном рву у Лугонес.
…После боя вернулись, очень взвинченные, во вчерашний маркизов дом. Опять съехались все, обедали и за обедом учили нас пить прославленный изумительный астурийский сидр. Здешние люди умеют как-то особенно лихо, длинной струей наливать его – опускают стакан вниз, а бутылку задирают высоко над головой. От этого больше пенится.
Я учился очень усердно и потом никак не мог найти свою комнату.
