Нас зовут в хирургический покой. Там шум и споры. Раненому пилоту вынули осколки и затампонировали дырки ран. Но он требует завтрака по всей форме – закуска, жаркое и вино. Он орет благим матом, пока Гидес не заказывает при нём сардины, томаты, филе и бутылку вальдепеньяс. Затихнув и закрыв глаза, он вдруг предупреждает, чтобы филе готовили на коровьем, а не на этом страшном оливковом масле, иначе он будет блевать и у него будет кровоизлияние в мозг, – он себя знает.
Гидес урезонивает его:
– Имей стыд, товарищ, ведь страна находится в состоянии войны, пойми это, ведь ты товарищ!
Слово «товарищ» у Гидеса получается празднично. Знакомя со своими пилотами или механиками, он о некоторых говорит: «Это товарищ», что звучит как титул. О себе он тоже, не принадлежа к партии, говорит: «Я – товарищ», или: «Мне, поскольку я товарищ, напоминать об этом излишне…»
Мы едем хоронить испанского летчика. Он умер от ран в военном госпитале номер один, в Карабанчеле.
Из его ворот часто выходят небольшие траурные процессии. Вместо музыки гремит военный барабан. Простые гробы покрыты республиканскими знаменами.
За гробами молча идут люди в военном и штатском.
Наша процессия такая же. Человек тридцать. Идти далеко. Вот уже ограда муниципального кладбища, гроб проносят по дорожкам. Могила приготовлена, узкая, твердая, бетонированная щель. Наши могилы – в России шире, мягче, прохладнее. Гроб опускают – из бетонной дыры вырывается облако сухой, удушливой известковой пыли. Минуты тишины, все стоят с поднятыми кулаками – это последний привет, и память о погибшем, и залог будущей борьбы.
Провожающие расходятся и на прощание жмут руки родным. Родные выстроились в ряд, двенадцать человек, спокойные, без слезинки в глазах. Старик в строгом сюртуке, с белой бородой, подчеркнуто и гордо поднял красивую голову. Он схоронил сегодня старшего сына, капитана воздушных войск. Но еще два сына в синих моно стоят рядом с ним. У ворот кладбища они прощаются с отцом. Их увозит большая машина с надписью «Авиасьон».
На аэродроме я окончательно добился того, о чем хлопотал эти дни. Послезавтра можно будет перелететь на северный фронт. На «Дугласе» туда повезут оружие, секретную почту от правительства и несколько ответственных представителей от центрального правительства и генерального штаба. С огромным трудом удалось выпросить два места – для меня и для кинооператора Кармена. Когда я с аэродрома по телефону благодарил Прието, он, верный своему стилю, сказал: «Будете благодарить после посадки, да и то в зависимости от того, где она совершится».
