веков взывающий… Кажется, отец предвидел неизбежный новый коллапс западной цивилизации, в которой мне придется жить. Коллапс, уже однажды постигший ее в конце XIX, начале ХХ столетий. Может, делая меня наследником документа, надеялся преподать какой-то урок, смысл которого я не уловил. Или намеревался вложить в мои руки фамильный меч, способный повлиять на развитие мировой истории…
В любом случае, я оказался не достоин носить шпоры и герб. Мне не хватило решимости предпринять что-то действенное на пути Владетеля Тайны. Я не смог ею распорядиться. Даже больше — я ее боялся. Боялся так, что не спал ночами, мучился мигренями, перемещал сверток с дневником из одной банковской ячейки в другую, во всех окружающих меня людях подозревал шпионов. Год за годом, всю жизнь! Я просто червь, случайно поселившийся в запретном плоде чужого знания, безвольный Голем>14, снабженный чужими письменами, трусливый выродок-лорд в чужих доспехах. Мне нет оправдания, ибо я — предатель родовой крови, жалкий ублюдок, позорящий прах собственных предков.
Но теперь все решено. Я, пусть частично, искуплю свой проступок: смою кровью позор предательства и, заодно, взорву этот обезумевший от беспрерывной, необузданной жратвы мир. Убогую, омерзительную реальность дешевых комедиантов и беспринципных ростовщиков. Приют вечно гнущих спину улиток, подобострастно лижущих салатные кущи своих хозяев в надежде приобщиться сладеньких листочков. Сияющую неоном крысиную нору порнократов, политый дезодорантом адвокатский гадюшник, украшенный стразами слоновник политиканов…
Пусть мертвые воскреснут и укажут дорогу живым. Я стану их проводником, их жертвенным агнцем, вестником, смотрящим прямо на солнце. В моих глазах сегодня нет страха, я не ведаю боли, не знаю отчаянья. Я вижу тень моего отца, бредущую берегом Вечности, и, да поможет мне Бог.
Алан Виндхаузер.
1 февраля 1999 года. Гостиница «Глобус», Мехико.
«Однако, чем дальше, тем эпичнее разворачивается повествование. — Захлопывая с силой тетрадь, усмехнулся Марат. — Просто Старшая Эдда>15 какая-то! Запретные знания, искупительные самоубийства, зов крови, восстающие мертвецы, шпоры и герб… Было, отчего Славяну с резьбы сорваться. Он вообще тяготел ко всякого рода мистике, хотя и не смыслил в ней ничегошеньки… Поэтому столько книг у меня набрал по восточной эзотерике и философии. Хотел сдать предмет экстерном, дабы не блуждать в лабиринтах манускрипта вслепую».