Еще долго бы стрекотали сороки, да одна из них выкрикнула:
— Хватит! Чай готов. Все — к столу!
Запах наваристого чая отодвинул все разговоры. Уселись тесно, кружком. Цэцэг за столом не было — быстро сбросив свои наряды, уснула. Она не уснула, а притворилась спящей. Спрятав голову под подушку, вновь шагала с Эрдэнэ. Ушла недалеко, послышался голос девушки-акробата:
— Цэцэг, иди пить чай...
Девушка вернулась к столу.
— Спит, ей и чай не нужен...
В юрте стихло, пили чай молча. У Цэцэг закрылись глаза, она крепко заснула.
...Все мимолетное забывается, а может быть, наоборот? Встреча с Цэцэг — молния, нет, ласковый ветерок, нет, это... Эрдэнэ стоял у гудящей машины, а рядом... Цэцэг. Он отошел от машины, сходил в палатку-мастерскую, взял гаечный ключ, и Цэцэг с ним, и она несет гаечный ключ. Щеки у Эрдэнэ горели; рассердилось на него гобийское солнце, потер их ладонями. Губы припухли от жары. Цэцэг ушла; все-таки догадалась, что мешает работать. Была ли она здесь? Она из дедушкиной сказки: явилась — с неба упала, исчезла — улетела, за тучу спряталась. Дедушка все может, подарил ей крылья. До обеда время шагало медленно — усталый верблюд в знойный полдень. Обедал Эрдэнэ плохо, даже кусок жирной баранины отодвинул, есть не стал. Чашку с чаем уронил себе на колени; сменщики не утерпели, расхохотались; моторист Орсо смеялся громче всех:
— Эрдэнэ, ты как вчерашняя девушка-акробат, поставила чашку на кончик мизинца, чашка крутится, а девушка танцует. У тебя не вышло, но ты не виноват; чашка такая непослушная, выбрось ее из юрты, закопай в песок!
Пошумели, посмеялись, начали спорить о вчерашнем концерте. Восхищались танцами, девушкой-акробатом. Покорил всех ее номер: она поставила на голову роскошную фарфоровую вазу с цветами, балансируя на левой ноге, правую вытянула вверх на уровень вазы. Бурей прокатились аплодисменты. Эрдэнэ ждал, будут ли говорить о пении Цэцэг? Разве она не участвовала в концерте? Потускнел: никого не удивили ее песенки...
— Эй вы, крикуны, а песни Цэцэг вам не понравились? Как поет девушка? Я и сейчас слышу ее голос. Жирные курдюки, где были ваши уши?
Никто не обиделся, Орсо за всех ответил:
— Хорошо пела! А еще концерт будет?
— Моторы остановим, все уши они нам прожужжали; Гоби сверлить не станем, будем слушать каждый день концерт, — шутил Мягмар.
Эрдэнэ вышел из юрты. Небо жгучей синевы, Гоби дышала тяжело, и на сердце Эрдэнэ тяжело. Опустил веки, а перед ним Цэцэг. Стал ее высмеивать. И пела-то она как ненастоящая певица, и голос-то у нее тощий, и руки-то не знала куда девать... Открыл глаза, нет Цэцэг. Стояла вот тут, где же она? Глядел вокруг, искал. Подошли сменщики, тоже стали глядеть, стараются.
