— Она о тебе хорошо отзывается.
На самом деле Синтия ни словом не обмолвилась ни про Нэнси, ни про ланч, как будто его и вовсе не было.
— Она, наверно, догадывается про нас. Она знает, что ты погуливаешь?
— Я ей объяснил, что должен чувствовать себя свободным и не собираюсь порывать со старыми друзьями. И она сама может встречаться с кем хочет.
— Неужели она приняла это за чистую монету?
— Не знаю.
— Может быть, она так же разочаровалась в тебе, как и ты в ней?
— Откуда ты взяла, что я разочаровался? И тем более не думаю, что она разочаровалась. У нее вся голова сейчас забита ремонтом.
Синтия выполняла свою программу по переустройству квартиры с необычайным рвением: с самого утра на ногах, бесконечные переговоры с плотниками и малярами, образцы обоев развешены в каждой комнате, каждый вечер мучения над рисунками будущих интерьеров, придуманных ею. Казалось, она никак не может привыкнуть к столь новому для нее ощущению богатства. Время от времени она считала нужным выразить свою благодарность. Но он-то видел, что какая-то частица ее души не принимает участия во всем этом. Это была она и в то же время как будто не она.
— Зря ты на ней женился. Женился бы уж лучше на мне.
— Да вообще не нужно было жениться! Но в какой-то момент мысль о браке показалась мне привлекательной. Я хотел, чтобы она была рядом, чтобы создала мне уютный дом. Я даже был не против заботиться обо всей ее семье. Мне казалось, что она такая домашняя, милая. Еще и сейчас иногда так кажется.
— А ты возьми и скажи, что тебе с ней скучно. Пусть придумает что-нибудь. Представляешь, приходишь вечером домой, а она в костюме горничной, в передничке, и без трусиков. Или — чем плохо? — ботфорты, пояс с резинками и хлыст в руке. Я как-то читала в «Таймсе», что только так жена может подогреть угасающее желание мужа.
— Это не для нее. И кроме того мне с ней не скучно. Тут что-то другое.
Он уставился на охотничью сцену над головой у Нэнси. Благородные коричневые тона и элегантные всадники, как и следовало ожидать, не могли помочь ему разобраться в собственных чувствах.
Одно только было ясно: в интимных делах у них с Синтией проблем не было. Они занимались любовью все еще очень часто и подолгу. И ей не надо было надевать ботфорты, чтобы возбудить его. Но даже и в этой сфере произошла едва уловимая перемена, словно какая-то безнадежность, будто трясина, стала медленно засасывать их обоих. И днем, как бы компенсируя смутные ночные тревоги, она бывала особенно оживлена, задириста, но и уязвима — нажми посильнее, и защитная оболочка хрустнет, как корочка у поджаренного бекона, который, кстати, она перестала подавать ему на завтрак. Но как все это рассказать Нэнси, даже если у нее хватит терпения его выслушать?
