— Давай больше не будем ссориться, — сказал он. — Зачем лишать себя такого удовольствия?
Она повернулась к нему и ласково пригладила его волосы.
— Пока мы занимались любовью, мне что-то привиделось. Хочешь расскажу?
— Не уверен. Вместо меня был кто-то другой?
— Нет, ты был ты. Но ты меня ужасно бил. Ты страшно на меня рассердился и стегал меня хлыстом.
— Это тебя возбуждало?
— Да, в воображении.
— Хочешь, чтобы я тебя отхлестал?
Она засмеялась и слегка дернула его за волосы.
— Господи, конечно, нет! Не наяву. Но эта фантазия на меня очень подействовала. Может, потому, что я еще не протрезвела.
— Я против этих штучек с хлыстами и всяких разных вывертов.
— И слава Богу! Я же говорю — это просто игра воображения.
— И часто у тебя разыгрывается воображение? — поинтересовался он.
— Все время.
Он быстро откатился от нее, сам поразившись невольной вспышке гнева. Ему вдруг пришло в голову, что ее — такую уютную и милую — можно возненавидеть, и не на неделю, а на всю жизнь.
Самое разумное в такой ситуации, особенно если прозрение осенило тебя в два часа ночи, это постараться ни о чем не думать и поскорее заснуть. Но все же перед тем как выключить ночник, он бросил на нее последний взгляд. Она лежала на спине, уставившись широко открытыми глазами в потолок. Нос и лоб у нее блестели, пышные волосы растрепались, и дыхание отдавало чесноком. Неужели ей все равно, в каком она виде, все равно, смотрит он на нее или нет? Когда она успела стать такой безразличной к нему, к своему щедрому кормильцу? Он почувствовал, что в ней созрело какое-то решение — подбородок напрягся, словно она приготовилась к воображаемому спору. С ним? О чем?
Ему захотелось громко сказать какую-нибудь грубость, вывести ее из оцепенения, но он, как всегда, пересилил себя. Нарвешься на неприятности, потом сам будешь не рад. Так они, по крайней мере, снова стали спать вместе. Для него это была теперь единственная возможность почувствовать близость к ней и, говоря по правде, единственное удовольствие.
После Нового Года и нежданно-негаданно подаренного ей прощения она на несколько недель с головой ушла в отделку квартиры, стремясь максимально использовать отпущенный ей талант эстетического восприятия цвета и формы.
Альфред Лорд направлял ее, помогал развить вкус. Благодаря ему она научилась разбираться в старинном бархате, определять стоимость и качество китайского фарфора, поняла прелесть великолепных ардабильских и ханских ковров — другими словами, он приобщил ее к миру дорогих изысканных вещей, доступных лишь очень богатым людям.
