Барабанщик был в широких шароварах, платок на голове прижат черным кольцом — укалем. За ним шествовала его жена, Самира, с сынишкой лет десяти. Одета она была в зеленое платье, стянутое блестящим поясом, на котором беспрестанно позванивали серебряные и медные монетки. Голова была повязана черным платком с красной каймой. Ее приняли за Нофу и бурно зааплодировали. Цыганка села у ног старосты, стала ему что-то говорить, он слушал, покачивая головой. Барабанщик пристроился около управляющего. Сын барабанщика, нарядно одетый на зависть деревенским ребятишкам, жался к отцу.
На подмостках появились цыган с удом[4] и рабабом[5] и красивая молодая цыганка, которую опять приняли за Нофу, и вновь разразился гром аплодисментов.
Цыган был среднего роста, с лицом круглым и белым, как у муллы из городской мечети, небритый, но с аккуратно подстриженными усами. Разрумянившаяся девушка, улыбаясь, пленяла всех красотой и грацией.
Затем вышел мужчина лет двадцати пяти, за ним женщина и старик, который бил в бубен.
Внезапно тишину нарушил яростный лай сцепившихся собак.
— Гоните собак, будь они прокляты аллахом! — крикнул управляющий и, понизив голос, добавил: — А вы — хуже собак!
Молодой цыган подергал канат, проверяя его прочность, покачал из стороны в сторону, смочил водой. Зазвучала барабанная дробь, и цыгане встали. Все поняли, что сейчас появится Нофа. Наконец она вышла в сопровождении старика и собаки.
Все опять зааплодировали, но Нофа, ни на кого не обращая внимания, направилась прямо к старосте и обратилась к нему с речью. Он что-то отвечал, оживленно жестикулируя, Нофа приветливо улыбалась. Цыганка была высокого роста, стройную, гибкую фигуру облегало красное платье, лицо украшала татуировка. Ее усадили на почетное место. Старик в красивой абае, с длинной белой бородой и усами, походил на шейха бедуинов. Он опустился на землю у ног Нофы, и староста оказался между красавицей-цыганкой и стариком.
Нофа подала условный сигнал. Под удары барабана Самира поднялась и, размахивая платком, который держала в руке, поплыла по кругу. Ее громкий голос зазвучал под барабанную дробь.
— Шабаш[6], крестьяне, шабаш, староста, шабаш, хаджи-хан, шабаш, все люди! Молитесь пророку!
Палочки плясали по барабану. С самым сильным его ударом женщина остановилась и — замерла. Затем медленно, с балансиром в руках, стала приближаться к канату. А молодая цыганка в это время танцевала внизу и громко взывала:
— Молитесь пророку! Каждый, у кого в сердце пророк, — молитесь ему!
