Американская принцесса | страница 10



Охота на льва. Зелено, зелено, зелено. (Мысли его уже где-то далеко — далеко.) Светлее, темнее, бледнее, ярче; загадочная зелень, странная, раскалённая, обжигающая, тусклая, поникшая, размякшая таков был лес, девственный лес дикого льва, лесная вотчина надменного царя зверей, бурого хозяина прерий. (Приглушённым голосом, лишившись сил.) Зелен был зелёный лес, сумрачен, и только смерть его властелина бурая, багровая. Зима воцарилась в лесу, последняя зима. (Музыка обрывается. Он кладёт микрофон, подходит к трону, садится и раскрывает лежавшую на троне книгу. Читает вслух:)

О, ураган.
Очаг погас, его золу развей
по свету. За тридевять земель и
гор в унылый край неси во весь опор
пророчество моё! О, ураган,
зима лютует, вдаль умчалось лето!

(Он закрывает книгу и о чём-то задумывается.) О Браунинг, Браунинг.


Свет над ним медленно гаснет.


Картина третья

Луч прожектора освещает Фрэди, который вновь сидит в правом углу сцены.

Фрэди(обращаясь к капитану). На вечеринке у Крупника собралось всё наше семейство. По фильму, разумеется. Да какое семейство! Целая дюжина комедиантов должна была представлять стражу, глашатаев, солдат и крестьянских девушек из провинции Пэк. Три студента философского факультета Сорбонны вызвались играть вождей освободительного движения Богомании. Пёстрый фанерный конь выглядел весьма геройски. Ну и конечно же папины красавицы, все до единой: Берта, Марта, Сэнди. Прямиком из Парижа, из ночного клуба «Сексодром». Только Лизеттой была турчанка. Случается и такое!.. И все, без исключения, щёлкали орехи. Какой-то факир — индус написал толстенную книгу о пользе орехов. С тех пор в кинокругах к ним и пристрастились. И я тоже. Факир оказался прав! Орехи это прекрасно. Стоит только привыкнуть. Словом, за орехами я и узнал свою семью. Не вымышленную, нет! Настоящую. Подлинный дом Гогеншваденов. Без кисеи сиреневых кустов. Потому что Крупник, капитан, вовсе не собирался снимать ни заросли сирени, ни петуньи, ни ту безмятежную весну. Сюжет фильма развивался динамично. В первых же кадрах отец, то есть я, прибывает в Венецию и дерётся на дуэли с неким армянином аптекарем из-за опереточной примадонны по прозвищу Бат-Шова. Неудержим папа, в картине-то! И имя ему подсократили Бони! Коротко и со вкусом. Я сразу почувствовал, что сценарий отца обескуражит. Особенно та сцена, в которой он, задержавшись в Венеции, опаздывает на открытие зимней сессии парламента. В конце концов он там появляется, навеселе, и заставляет премьер — министра петь с ним дуэты из оперетт. Я уверен, Крупник, определённо, на что-то намекал, только навряд-ли отец был способен его понять. Он, вообще, никогда и не слыл меломаном. Случайно слышал где-нибудь две — три оперы. Это был весёлый сценарий, капитан, с фейерверками. Не слыхал?! Ну те, что вспыхивают в небе и сгорают за мгновения, а потом долго стоят перед глазами? Королева моя мать, то есть, супруга.