Кри-Кри вскочил с земли и подошел к молодому человеку, трудившемуся над огромной бочкой.
Вдали раздался раскатистый залп, за ним последовал другой, но люди на баррикаде не обратили на них никакого внимания. Баррикаду надо было закончить к вечеру, а работы оставалось немало.
Кри-Кри весь погрузился в работу. Вместе с федератами он таскал камни, укладывал их рядами, громоздил на них мешки и бревна.
Если в работе он не отставал, то в пении был первым. Он затянул куплеты, которые распевал в те времена весь революционный Париж:
Я — Марианна!
[19] Марианну
Все в мире знают — друг и враг.
Я веселиться не устану,
Заломлен красный мой колпак!
Иди же, Марианна,
И будет враг разбит.
Буди — уже не рано! —
Того, кто спит!
Молотобоец возле горна,
Кузнец, моряк на корабле,
Шахтер, дырою скрытый черной,
И старый пахарь на земле, —
Вас буржуа лишает хлеба,
Суля на небе радость дней…
Одна издевка! Пусто небо,
А ваша яма все полней.
Иди же, Марианна,
И будет враг разбит.
Буди — уже не рано! —
Того, кто спит!
Однако время шло. Пора было возвращаться в кафе.
Об этом напоминало урчанье в пустом желудке. Кри-Кри отбросил лопату и стал надевать куртку.
— Здоро́во, Кри-Кри! — услышал он веселый звонкий голос.
Кри-Кри обернулся и увидел перед собой высокого, складного юношу. Это был Гастон Клэр. По сравнению с крепким, коренастым Кри-Кри он казался несравненно выше и старше, хотя по возрасту они были почти однолетки. В день объявления Коммуны Гастону исполнилось пятнадцать лет, Кри-Кри недоставало до пятнадцати лет трех месяцев. Поверх синей куртки на Гастоне был одет кожаный фартук. На руке болталась пара деревянных колодок.
— Ты что, ворочаешь камни? Это дело! — оживленно заговорил Гастон. — Слушай, у меня есть одно предложение. Давай-ка запишемся в батальон Питомцев Коммуны. Я уже договорился с командиром. Да чего там, в самом деле! И Пьер, и Антуан, и Леон уже в батальоне. Сначала там не принимали до четырнадцати лет, затем до тринадцати, а теперь уже берут и двенадцатилетних.
— Вот это здо́рово! — протянул Кри-Кри, с завистью глядя на товарища. — Чорт побери! И я пошел бы, да… — И Кри-Кри смущенно почесал затылок.
— Боишься хозяйки? — насмешливо спросил Гастон и, услыхав далекий раскат орудийного выстрела, прибавил: — Не унимаются, канальи! Когда же наконец мы заткнем им глотки?
— К чорту хозяйку! — рассердился Кри-Кри. — Плевать я на нее хотел! Мне не велит дядя Жозеф. Не пускает ни за что и все приговаривает: «Я сам позову тебя, Шарло, на баррикады, когда настанет время». Видно, время еще не наступило.
