— Ты ошибаешься! — тапирец шагнул вперед. — Разговор только еще начинается, клянусь ранами Спасителя!
— Не тебе бы клясться Его ранами после того, как ты ограбил один из домов Его.
— С Ним посчитаемся там! — тапирец поднял руку к потолку.
Конечно, он вел себя дерзко, но для того имел свои основания. Самоуправство Весельчака Анри уже надоело.
— Не мне одному, — сказал тапирец, — желательно узнать, куда идут наши денежки.
Анри выглядел спокойным.
— Вы знаете, что я не присвоил и полцехина. Можете выставить выборных, пусть обыщут мою келью.
— Нет, мы хотим знать, кто он таков, наш таинственный покровитель, и почему не хочет знакомиться с нами.
По лицу Весельчака пробежала тень, он почувствовал, что большинство сейчас не на его стороне.
Анаэль следил за развитием событий. Он еще не решил, на чью сторону встать, если возникнет схватка.
— Не кажется ли тебе, что ты суешь нос не в свое дело? — спросил Весельчак тапирца.
— Нет! — заорал тот, хватаясь за кинжал.
Что он хотел сделать, осталось неизвестным, потому что Анри распахнул плащ и метнул свою мизеркордию. С характерным чмоканьем она вошла в солнечное сплетение бунтовщика. Врата его сбили с ног и связали.
Пользуясь случаем, Анаэль указал Анри на ларец с мощами.
— Позволь мне это взять?
— Если никто не желает.
Ларец с костями никого не интересовал.
Глава XV. Сыновняя почтительность
На следующий день Анаэль попросил вожака отпустить его в Бефсан.
— Пусть Кадм меня сегодня сопровождает, — сказал он.
— Зачем тебе туда?
— Мне кажется, я знаю, как добыть немного денег.
— У тебя не получится.
— Я попробую.
— Ну, попробуй. Если тебя там повесят, потеря невелика. Кроме Кадма с тобой пойдут еще двое. А то сбежишь.
Другого напутствия Анаэль и не ожидал.
На закате отправились вчетвером. Дороги промерзли, в выбоинах блестел ледок. Звезды проступали, как иглы сквозь бархат. Посвистывал пронизывающий ветерок. Ни огонька… Рыжий арбалетчик Лурих — тупой германец — сказал, что ночь слишком мрачная. Кадм помалкивал, предупрежденный Весельчаком, что Анаэль, наверное, надумал сбежать.
К городу подошли в полночь. За крепостной стеной стучали колотушки обходчиков и полаивали собаки.
Четверка подошла к дому, где несколько месяцев назад Анри обменял глиняный кувшин на серебряную монету.
Анаэль шел по тропке так быстро, что его спутники стали нервничать. Вода в ручье замерзла лишь у берегов, луна освещала его таким образом, что, казалось, у противоположного берега затоплена сабля из светлой сирийской стали.
