Я бы предположил, что в магической обстановке психодраматической сцены протагонист переживает то же самое «терапевтическое безумие», что и пациент в процессе переноса на приеме у психоаналитика. Даже самый здравомыслящий протагонист отбрасывает недоверие и начинает говорить со своей «матерью» или «отцом» с чувством полной эмоциональной реальности и убежденности. Его родители здесь, на сцене, реальные, живые и, образно говоря, осязаемые. До них можно дотронуться, они могут ответить. Они абсолютно правдивы, даже если вспомогательное «я» вовсе не того возраста, телосложения и даже пола. Драмы детства могут быть еще раз проиграны с величайшей силой и непосредственностью.
И в то же время протагонист знает (если не является психотиком), что его добровольный «помощник» трансформирован процессом психодрамы. Реальность образа — всего лишь иллюзия. Джордж относится к Виктору, «как если бы» тот был его отцом.
В ранних сценах психодрамы, которые часто воспроизводят моменты из настоящего или недавнего прошлого в жизни протагониста, можно довольно точно рассмотреть, вспомнить и представить с изрядной степенью объективности участвующих в драме «других» (в случае Джорджа таким «другим» является его босс). Эти люди не имеют силы стать (в полном смысле) внутренними объектами, а, стало быть, и частью психической идентичности протагониста.
Однако многие психодрамы (которые следуют модели Зерки Морено и Элейн Голдман) идут назад во времени, возвращаясь к ранним сценам из жизни. И здесь изображение людей (чаще всего родителей) становится все менее объективным. «Люди» на сцене, исполняемые вспомогательными «я», в значительной степени являются экстернализациями внутренних «другой» — объектов, которые являются аспектами психической идентичности протагониста.
Техника позволяет различным интернализованным «другим» экстернализовываться в ясной и драматической манере, с использованием более чем одного вспомогательного «я». Так экстернализацию отца Джорджа играл Виктор, как позднее на сессии его мать будет играть Тельма.
Психодраматический метод также позволяет с великолепной чистотой экстернализовать различные стороны одного внутреннего объекта, скажем, «хорошего» и «плохого» отца (обе они являются двумя экстернализациями одной и той же фигуры), используя два или более вспомогательных «я», играющих эти разные аспекты внутреннего объекта (или объектов).
