– Да, я говорю иногда вещи дикие, – сказал он. – Может, вы и правы, я – свой среди безумцев, потому они меня и слушаются. Во всяком случае, этот безумец слушается меня одного. Это долго рассказывать, я вам расскажу в другой раз. Он, бедняга, меня спас, я обязан теперь за ним присматривать и оберегать его от жестоких как бесы должностных лиц. Понимаете, говорят, что у меня особый дар – воображение богатое, что ли. Я всегда знаю, что безумец подумает или сделает. Я их много видел – и религиозных маньяков, которые считали себя Богом или худшим из грешников, и революционных маньяков, которые поклонялись динамиту или наготе, и философских маньяков, которым казалось, что они живут в другом мире, чем мы… да они в нем и жили, собственно. Но самым безумным из моих безумцев оказался деловой человек.
Он печально улыбнулся, и печать трагедии снова легла на его лицо.
– А что до обвинений, я сказал меньше, чем надо бы. Ведь я покинул пост, бросил друга в беде, предал Бога. Правда, раньше у нас такого не бывало; но я заподозрил неладное еще тогда, с кабатчиком. Кабатчик и сам хотел умереть, Харрел ему только помог, но идея засела у него в голове. Я не думал, что он тронет вашего брата, иначе бы я… Да что извиняться, когда извинений мне нет! Я слушался себя одного, пока дело не дошло до убийства. Это меня надо повесить на вывеске, хотя заслужил я худшего.
– Почему же… – не подумав, начала она и резко замолчала, словно глазам ее открылся неведомый мир.
– Почему! – повторил он. – Вы и сами знаете. Вы помните, ради чего часовые покидали пост. Вы помните, ради чего Троил покинул Трою, а может – и Адам покинул рай. Мне не нужно вам объяснять, да я и не вправе.
Она глядела во тьму, и на ее лице застыла странная улыбка.
– Вы обещали мне рассказать ту, другую историю, – сказала она. – Вот и расскажете, если мы встретимся.
Диковинные друзья ушли наутро, когда солнце взошло над дорогой. Гроза покинула долину, дождь улегся, пели птицы. Странные вещи случились до того, как Диана снова встретилась с Гейлом; но сейчас ей стало легко, и она погрузилась в созерцание. Она вспоминала его слова о мире, перевернутом головой вниз, и думала о том, что за прошлый вечер мир несколько раз перевернулся. Почему-то ей показалось, что теперь он стоит так, как надо.
