– Ага! – воскликнул он. – Вы говорите: она придумана экспромтом?
– Быть может, я несколько преувеличиваю, – ответил патер Браун. – Правильней было бы сказать, что она продумана гораздо небрежнее, чем все остальные детали этого необыкновенно тщательно подготовленного преступления. Впрочем, этот человек не предполагал, что кто-нибудь заинтересуется подробностями средневековой истории. И расчет его оказался верен, как и все прочие его расчеты.
– Какие расчеты? Какой человек? – с внезапным нетерпением спросила леди Диана. – О ком вы говорите?
– Я говорю об убийце.
– О каком убийце? – резко произнесла леди Диана. – Вы хотите сказать, что профессора убили?
– Позвольте, – вмешался Таррент, – как можно говорить об убийстве, когда профессор жив?
– Убийца убил не профессора Смейла, а кое-кого другого, – тихо сказал священник.
– Кого же еще он мог убить? – спросил Таррент.
– Он убил преподобного Джона Уолтерса, дулэмского викария, – ответил патер Браун. – Ему нужно было убить только профессора и викария, потому что именно они обладали двумя одинаковыми, весьма редкими реликвиями, на которых этот маньяк был помешан.
– Все это звучит очень странно, – пролепетал Таррент. – Разве можно с уверенностью сказать, что викарий убит? Мы не видели его трупа.
– Вы видели его, – сказал патер Браун.
Наступило молчание, неожиданное, как удар гонга; молчание, в котором женская интуиция сработала так быстро и безошибочно, что леди Диана чуть не вскрикнула.
– Вы видели его, – повторил священник. – Вы не видели живого викария, но вы видели его труп. Вы видели его очень хорошо. Вы смотрели на него при свете четырех свечей. Не на дне моря лежал он перед вами, а в часовне, построенной во времена крестовых походов, в пышном облачении князя церкви.
– Короче говоря, – прервал его Таррент, – вы хотите заставить нас поверить, что набальзамированное тело епископа было в действительности трупом убитого викария?
Патер Браун несколько секунд молчал; потом он заговорил вновь, как бы отвечая на свои собственные мысли:
– Прежде всего я обратил внимание на крест – вернее, на цепь, на которой висел крест. Разумеется, для всех вас эта цепь была просто цепью или четками, но для меня, естественно, дело обстояло не так просто. Ведь я гораздо опытнее вас в этой области. Если вы вспомните, крест находился почти под самым подбородком покойника; видно было только несколько зерен четок – так, словно четки были очень коротки. Те зерна, что оставались на виду, были нанизаны в особенном порядке: сначала одно, потом три рядом, потом опять одно и так далее. Но обычно в четках эта комбинация повторяется не меньше десяти раз; и я сразу спросил себя, куда же делись остальные зерна. Четки должны были обвивать шею покойника несколько раз. Тогда я не нашел ответа на этот вопрос; только впоследствии я догадался, куда делось продолжение четок. Этим продолжением была обмотана деревянная подпорка, поддерживавшая каменную крышку гроба над головой покойника. И, когда бедняга Смейл потянул к себе крест, четки дернули подпорку, подпорка соскочила с места, и крышка обрушилась на голову Смейла.
