– Никогда это не кончится, говорю я вам, – ответила леди Диана, глядя в пространство остекленелыми глазами, – пока мы все не кончимся. Проклятие настигнет нас одного за другим – может быть, и не сразу, как предупреждал несчастный викарий. Но рано или поздно мы погибнем, как погиб он.
– Ради бога, что еще случилось? – спросил патер Браун.
Наступило молчание, а потом Таррент глухо сказал:
– Викарий Уолтерс покончил с собой. Я думаю, его толкнуло на самоубийство испытанное им потрясение. Сомнений быть не может: мы нашли его шляпу и сюртук на прибрежных скалах. Он, очевидно, бросился в море. История с профессором, видимо, подействовала на его рассудок. Нам следовало присмотреть за ним. Но ведь вы знаете, у нас и без того было достаточно забот…
– Мы все равно ничего не смогли бы предотвратить, – сказала леди Диана. – Неужели вы не понимаете, что пророчество сбывается? Профессор прикоснулся к кресту и был наказан. Викарий открыл саркофаг и погиб… Мы только вошли в часовню и…
– Остановитесь! – сказал патер Браун резким тоном, к которому он прибегал чрезвычайно редко. – Хватит!
Его лицо все еще было нахмурено, но недоумение, прежде светившееся в его глазах, исчезло.
– Какой же я дурак! – пробормотал он. – Мне давно уже следовало все понять. Рассказ о проклятии должен был все разъяснить!
– Вы хотите сказать, – перебил его Таррент, – что мы действительно можем погибнуть из-за какой-то истории, случившейся в тринадцатом столетии?
Патер Браун покачал головой и спокойно ответил:
– Я не стану рассуждать, можем ли мы погибнуть из-за истории, случившейся в тринадцатом столетии. В одном я твердо уверен: мы никак не можем погибнуть из-за истории, которая не случилась в тринадцатом столетии, – из-за истории, которая вообще никогда не случалась.
– Что ж, – промолвил Таррент, – очень приятно видеть столь скептически настроенного священника, не верящего в сверхъестественные силы.
– Вовсе нет, – спокойно ответил священник, – я сомневаюсь не в сверхъестественной части этой истории, я сомневаюсь в ее естественной части. Я нахожусь в таком же точно положении, как тот мудрец, который сказал: «Я могу поверить в невозможное, но не в неправдоподобное».
– Это, кажется, называется у вас парадоксом? – спросил Таррент.
– У меня это называется здравым смыслом, – ответил патер Браун. – По-моему, гораздо натуральнее верить во что-нибудь сверхъестественное, чего мы не понимаем, чем в естественное, но противоречащее тому, что мы понимаем. Скажите мне, что покойного мистера Гладстона перед смертью преследовал призрак Парнелла, и я поверю вам. Но попробуйте рассказать мне, что мистер Гладстон, впервые явившись на прием к королеве Виктории, вошел к ней в гостиную в шляпе, хлопнул ее по спине и предложил ей сигару, – и я вам не поверю. Это не невозможно; это всего лишь невероятно. И тем не менее скорее призрак Парнелла являлся Гладстону, чем Гладстон вел себя столь недостойно в гостиной королевы Виктории. Точно так же обстоит дело и с этим проклятием. Не в легенду я отказываюсь верить, а в историю.
