Поэтому нижняя часть тела и ноги были видны значительно хуже, зато лицо освещалось прекрасно. И, подчеркивая мертвенную бледность этого лица, золотой крест сверкал и искрился, точно живое пламя.
Когда викарий рассказал историю золотого креста, глубокая складка раздумья, а может быть, и беспокойства пролегла на высоком лбу профессора Смейла. Но женщина, со свойственной ей интуицией, лучше других поняла значение его задумчивой неподвижности. В молчании освещенного свечами подземелья леди Диана внезапно вскрикнула:
– Не прикасайтесь к кресту!
Но профессор уже сделал быстрое, одному ему свойственное движение и склонился над телом. В следующее мгновение все присутствующие отпрянули в стороны, съежившись и вобрав головы в плечи, словно на них упало небо.
Как только профессор прикоснулся к кресту, деревянная подпорка, поддерживавшая каменную плиту и слегка согнувшаяся под ее тяжестью, подпрыгнула и выпрямилась, как от толчка. Край каменной плиты соскользнул с нее. И в сердцах, и в желудках всех присутствующих появилось томительное ощущение падения, словно все они проваливались в какую-то пропасть. Смейл быстро откинул голову назад, но было уже поздно. Он повалился к подножию гроба и остался лежать неподвижно, в луже крови. А древний каменный гроб уже стоял закрытый наглухо, как стоял много столетий.
Только обломки деревянной подпорки торчали из-под каменной крышки, напоминая размолотые клыками людоеда кости. Левиафан сомкнул свои каменные челюсти.
Леди Диана смотрела на распростертое тело глазами, в которых сверкал безумный блеск. В зеленоватом сумраке ее рыжие волосы казались пурпурными. Леонард Смайс глядел на нее, и в наклоне его головы все еще было что-то собачье; то был наклон головы собаки, которая смотрит на своего хозяина и лишь частично понимает случившееся с ним несчастье. Таррент и человечек с черными усами застыли в своих обычных мрачных позах, но лица их были желты, как глина. Викарий был, по-видимому, в полуобморочном состоянии. Патер Браун стоял на коленях подле тела и пытался выяснить положение профессора.
Ко всеобщему удивлению, байронический мечтатель Поль Таррент первым пришел к нему на помощь.
– Надо вынести его на чистый воздух, – сказал он. – Мне кажется, его еще удастся спасти.
– Он жив, – тихо ответил патер Браун, – но дела его, похоже, плохи. Вы, часом, не доктор?
– Нет, но я многое видел на своем веку, – сказал тот. – Впрочем, сейчас речь не обо мне. Моя истинная профессия, пожалуй, стала бы для вас сюрпризом.
