Смерть и воскрешение патера Брауна | страница 47

Фьенн встал с кресла несколько смущенный, словно подслушал чей-то монолог.

Он окликнул собаку и вышел из комнаты, нерешительно и в то же время облегченно попрощавшись со священником. Но ему пришлось позвать собаку во второй раз, потому что она, несмотря на его зов, неподвижно сидела в комнате и пристально глядела на патера Брауна, как некогда волк глядел на Франциска Ассизского.

Шесть человек сидели за столиком. Между ними было так мало общего, и знакомство их казалось таким случайным, словно они, каждый в отдельности, потерпели кораблекрушение и очутились волей случая на одном и том же необитаемом острове. И в самом деле, их окружало море, потому что их островок (столик) находился на другом, большом острове, напоминавшем летающий остров Лапута. Маленький столик, за которым они сидели, был одним из многочисленных столиков, расставленных в ресторане гигантского парохода «Моравия», мчавшегося в ночь и вечную пустоту Атлантического океана. Этих шестерых объединяло только то обстоятельство, что все они направлялись из Америки в Англию. Двое из них были так называемыми знаменитостями, остальные – личностями малоприметными, а в двух случаях даже сомнительными.

Одним из шести был известный археолог, профессор Смейл, знаток и исследователь Византийской империи времен упадка. Лекции, которые он читал в одном из американских университетов, считались образцовыми среди самых взыскательных европейских ученых. Его научные труды были полны такой глубокой и сердечной симпатии к прошлому Европы, что многие люди, видевшие и слышавшие его впервые, удивлялись его американскому акценту. Впрочем, он и внешне был типичным американцем: длинные светлые волосы, зачесанные назад с высокого квадратного лба, и крупные прямые черты лица создавали какое-то двойственное впечатление крайней сосредоточенности и потенциальной подвижности – он напоминал льва, глубокомысленно обдумывающего свой следующий прыжок.

В этой компании была только одна дама – леди Диана Уэйлз, прославленная путешественница по тропическим и иным странам. Несмотря на эту ее профессию, в ней не было ничего грубого или мужеподобного. Ее красота казалась почти тропической; особенно замечательны были ее волосы – густые и темно-рыжие. Одевалась она «смело», как говорят журналисты, но лицо у нее было интеллигентное, а в глазах светился почти вызывающий блеск, характерный для дам, задающих вопросы ораторам на политических собраниях.