Он замолк на мгновение и спокойным голосом продолжил:
– А теперь попробуйте восстановить эту сцену так, как если бы вы присутствовали при ней. Стоя у изгороди и хмелея от чудовищной возможности, представившейся ему, он случайно поднял голову, увидел странные очертания скалы – символ его собственной колеблющейся души – и вспомнил, что скалу эту зовут Скалой судьбы. Знаете ли вы, как воспринимает такой человек подобное предзнаменование? Я уверен, что вид этой скалы заставил его действовать и в то же время разбудил в нем осмотрительность и осторожность.
Он – тот, кто хочет быть башней, возвышающейся над людьми, – не должен, не смеет быть падающей башней! И он действует, а потом начинает думать, как замести следы. Если его найдут со стилетом, спрятанным в трости, да еще обагренным кровью, все погибло! А искать орудие убийства, конечно, будут. Если он положит трость куда-нибудь, то ее найдут и пойдут по следам. Даже если он забросит ее в воду, то это покажется подозрительным. И вот наконец он придумал более естественный способ запрятать концы в воду. Способ блестящий, как вам известно. Из вас троих у него одного были при себе часы. Он сказал вам, что домой возвращаться еще рано, вышел на берег и затеял игру с собакой – стал бросать камни и палки в воду. Но с каким отчаянием блуждали, должно быть, его глаза по этому пустынному берегу, прежде чем они остановились на собаке!
Фьенн кивнул, задумчиво глядя в пространство.
– Как это удивительно, – сказал он, – что собака в конце концов все-таки оказалась замешанной в этом деле.
– Собака могла бы, пожалуй, рассказать вам почти всю эту историю, если бы она умела говорить, – промолвил священник. – Об одном я жалею: из-за того, что она не умеет говорить, вы придумали за нее ее повествование и заставили ее говорить на языке людей. Это часть того явления, которое я все чаще наблюдаю в современном мире. Оно затопляет весь ваш былой рационализм и скептицизм; оно надвигается, как море. И имя ему – суеверие. – Патер Браун резко встал и с нахмуренным лицом продолжал свою речь, словно он был один в комнате. – Вы перестаете видеть вещи такими, какие они есть. Всякий, кто обсуждает какое-то явление и говорит, что в этом явлении «что-то есть», превращает его в нечто удручающее, растяжимое, бесконечное, как перспектива аллеи в ночном кошмаре. Собака – предзнаменование, кошка – тайна, поросенок – маскотта, майский жук – скарабей. Вы воскрешаете весь зверинец египетского и древнеиндийского многобожья: собаку Анубиса, и зеленоглазую Пашт, и священных быков Башана. Вы убегаете к богам-животным доисторических времен, вы ищете защиты у слонов, змей и крокодилов! И все это потому, что вы боитесь простого слова: человек.
