– Что за бумага? – спросил я, – и зачем понадобилась моя подпись?
– Стоять на перехвате хочешь? – вместо ответа спросил Сугробов. – По глазам вижу, что хочешь, сучий сын.
– Хочу, – не стал я скрывать.
– А в тюрьму хочешь? – участливо осведомился Сугробов.
– В тюрьму – нет, – сказал я искренне.
– Тогда подписывай, – подытожил он, – и стой спокойно.
– Да что подписывать-то?
– Заявление, что согласен стать добровольным сотрудником угрозыска шестого отделения и сообщать о происходящем у магазина.
– А поконкретней можно? – въехал я в соответствующие тонкости.
– Конечно, можно. Вот, например, принесут рыжьё, иконы, антиквариат, ты сразу беги к телефону и звони – скажешь, что было и кто взял, мы сразу приедем.
– И всё?
– И всё.
– Попрощаться пришёл, мужики, – покаянно сказал я, возвращаясь к букину. Больше не приду.
– Чего так? – лениво спросил Коляныч.
– Стучать подписался, – скорбно признался я.
Присутствующие заржали.
– Мудила, мы все стучим, – оторжавшись сказал Коляныч, – без этого нельзя.
– Как же так? – опешил я. – На кого?
– Ну не друг на друга же. Короче, не кипяшись. Увидишь – поймёшь.
Случай увидеть и понять представился уже на следующий день.
Магазин закрывался на обед, перехватчики разошлись, лишь один я замешкался, и ко мне подвалили два сильно нелицеприятных гражданина.
– Котлы берёшь? – спросил тот, что попротивней.
– Какие котлы? – попытался отлынить я. – Здесь не котельная.
– Часы, фраер, – уточнил тот, что поприличнее.
– Нет, спасибо, – отказался я, – часы не беру.
– Берёшь, гнида, – заверил противный, – за пятнаху отдаём. Сказав это, он извлёк из кармана часы фабрики «Победа», пошарпанные, без циферблата и минутной стрелки.
– Не беру, – заупрямился я.
– А не возьмёшь, мы эти часы тебе в жопу засунем, – пообещал противный.
– Понял, – сказал я. – Тогда беру. Три рубля.
– Четыре, – сказал приличный. – На водку.
– Уговорили, – согласился я, заплатил четыре рубля, забрал часы и побежал стучать.
Сугробов не обманул. Оперативники были на месте меньше, чем через пять минут. Им-то я и сдал под расписку несчастную «Победу», которая ко всему не заводилась.
– Хороший внештатник – мёртвый внештатник, – сказал деревенского вида сержант, брезгливо засовывая конфискат в полиэтиленовый пакет. – Барабан, блядь…
– Служу Советскому Союзу! – хотел отрапортовать я, но в последний момент сдержался.
