— Не смей игнорировать меня, Мэл Бакен. Это не я натворила сегодня дел.
Он выпивает еще глоток, опускает бутылку и поворачивается ко мне. Его взгляд шарит по моему лицу, как будто Мэл тщетно пытается понять, что же меня так разозлило.
— Я не сделал ничего плохого, — заявляет он. — Я просто сказал правду.
— Но мы договорились…
— Мы договорились, что я не буду с ними общаться, — перебивает меня Мэл. — Вот о чем мы договорились. Мы не оговаривали то, что мне нельзя рассказывать о них. О нем.
Конечно, он прав. Мы не говорим об этом. О ней. О нем. О них. И я предполагала, что Мэл вообще не будет говорить об этом. С кем бы то ни было. Ни с матерью (наверняка он узнал все это от нее), ни с его друзьями, ни с коллегами по работе, ни с нашими общими друзьями.
Может быть, всему миру известно о сыне Мэла, и только я ничего не знаю.
— Но ты все равно не должен был так поступать, — настаиваю я.
— Ты никогда не чувствуешь за собой вины, Стеф? — вдруг спрашивает он.
Его голос звучит глухо, и эти слова проходят сквозь мое сознание, сквозь мое тело, вызывают дрожь.
— Ты не чувствуешь этого чудовищного, колоссального груза вины вот здесь? — Он прижимает бутылку к груди.
Он спрашивал меня об этом миллион раз, и одна и та же мысль всплывала в моем сознании: «Ты понятия не имеешь, каково это — быть мной. Чувствовать себя настолько виноватой, что я даже не знаю, где заканчивается моя душа, а где начинается вина».
— Я никогда не заставляла тебя пойти на это. — Я намеренно меняю тему.
Моя вина — мелкий, но смертоносный паразит, разрушающий мой разум, тело, душу. Вина опустошила меня, оставив лишь мертвую оболочку.
— Я знаю. Это был мой выбор. — Мэл прижимает бутылку к груди, словно пытаясь остудить пожар своей вины. — И я принял бы то же решение во второй раз. Я всегда принял бы именно это решение.
Вся моя злость улетучивается. Я подхожу к мужу, обнимаю его, но бутылка, его символ раскаяния, все еще разделяет наши сердца.
— Я хотела тебе кое-что сказать… — Мне отчаянно нужно преодолеть эту пропасть между нами.
— Да? — Мэл все еще прижимает к себе бутылку.
— Немного странно, что мы оба забыли об этом…
— О чем?
— Сегодня наша годовщина.
Мэл закрывает глаза, вздыхает.
— Я действительно забыл. На работе закрутился, а тут еще и это… Прости.
— Я тоже забыла. Если бы мы вспомнили об этом, то не пошли бы ужинать с компанией. Я вспомнила, только сев за стол. — Я опускаю одну руку, касаюсь его тела там, где можно касаться лишь мне, никому другому. — Но мы всегда можем наверстать упущенное. — Я действую уже настойчивее, но не чувствую отдачи, его тело не реагирует на мои ласки.
