Позже, при лечении Геннадия, мы не раз сталкивались с этим явлением, правда, уже не по диагнозу, а по баснословно дорогим лекарствам, которые обещали сотворить чудо. Но чуда не произошло, и Геннадия как-то совершенно неправдоподобно, неожиданно для меня не стало. Хотя ровно за месяц до этого рокового события у него хватило сил быть ведущим при открытии мемориальной доски исследователю Севера адмиралу Г. И. Невельскому. Геннадий напряжением своей богатырской воли смог спуститься с четвёртого этажа и вновь подняться на него…
И вот Гены нет, а мы есть. Обгоняем его, во многом обездоленного: в детстве – ранней смертью отца, в юности – ярчайшей, но несчастной любовью; не удовлетворённого и зрелостью – поздним выходом первого сборника стихов, затянувшимся на десятилетия вступлением в Союз писателей и пронесённой через всю жизнь семейной неустроенностью, связанной, очевидно, с тем, что его любимой не хватило юных сил дождаться своего моряка и не загубить зреющую в ней новую жизнь.
I
Листал я сборник твой в ночи,
Хлестали рифмы, как прибой,
Боль жгучих строк и звёзд лучи
Пронзали бурною судьбой.
Как жадно давние стихи
Любовью первой разожглись.
В объятьях ветреных стихий
Два сердца в третье там слились…
II
Изранен прерванной любовью,
Ты на подлодке к дну скользил,
Едва своей армейской кровью
Крест на волнах не начертил.
Ты был истерзан этой раной,
Жизнь не послала докторов.
Всё, что сгорело бурной ранью,
Жгло душу сквозь семейный кров.
Как жаль, что ему, ярчайшему человеку и талантливому поэту, просветителю, так во многом не повезло в личной жизни!
Как-то сами собой наплывают строчки его замечательного стихотворения-завещания:
«Вникни в ропот деревьев…»
Вникни в ропот деревьев
и рокот морей,
в грохот горных лавин
и безгласность гробов…
Пусть не мучит тебя
после смерти моей
ни печаль, ни вина,
ни земная любовь.
Мы уходим, но мир
не скудеет ничуть.
Я здесь был: я внимал…
сострадал… изрекал.
Свет угасшей звезды —
я над бездной лечу
и теряюсь в глубинах
зрачков и зеркал.
Не скорби понапрасну
по смерти моей.
Я ей вверился сам:
я смертельно устал.
…Свет, искрясь, преломляется
в брызгах морей,
свет, играя, дробится
о горный хрусталь.
Единственное, в чём Гена нашёл себя в этой жизни, была поэзия и безграничная профессорская эрудиция литературоведа и талантливого просветителя. Слушать его можно было часами, а иногда и ночь напролёт. Ходит легенда о том, что, встретив Гену на улице, многие из его товарищей могли простоять с ним до утренней зари.
