Снова скрип ботинок — на сей раз, кажется, они подошли к раме «картины» еще ближе. Притаились. Очевидно, он чего-то не учел. Не прорисовал какую-то деталь. Он медленно изучает то, что уже есть, что уже готово, — нет, вне всякого сомнения, это «Лист клена». Без ботинок. А на том месте, где они должны находиться — в правом нижнем углу — его мозг, не пытаясь что-то домыслить, оставил бледный туман, в котором плавают цилиндр и усы… Черт!
Обручев выпускает стакан вина и резко, почти истерично расправляет пятерню, словно хочет поработать между пальцами лезвием ножа. В его ногтях отражаются пятнышки света от лампочек и мишуры, тут и там вплетенной в шторы, в горшочные растения, в новогоднее дерево, играющее светом в противоположном углу. Одна из немногих елей в этой части света, и та ненастоящая.
Снова он напряженно вглядывается в экран. Ботинки вот-вот должны появиться, и Обручев вспоминает, какие у них пузатые мысы, но… опять, опять не получается, и скрип безнадежно затухает.
«Я так упорно пытаюсь представить все это, но зачем?»
Обручев замер на несколько секунд, а потом снова повторил себе:
«Зачем?» — и тут же, не дожидаясь ответа резко помотал головой, чтобы видение отступило…
Недавно одна известная галерея выпустила рекламный буклет о его творчестве. «Лист клена» занимал половину узкой глянцевой обложки. Это и есть ответ? Ну вот, так уже лучше.
Рука Обручева потянулась к оконной раме и открыла форточку. С улицы послышался разноголосый смех. Обручев повернул голову и тотчас растянул губы в улыбке: кто знал, что Джованни вернется именно теперь и будет развлекать прохожих своими лацци? Повстречав его на улице несколько дней назад, он специально остановился понаблюдать за трюками, которые помнил еще с юности. Арлекин всегда возвращался так же внезапно, как и исчезал; один раз его отсутствие могло длиться несколько месяцев, иной же — год, а то и два, как сейчас; гастролировал он или просто путешествовал — трудно сказать. Встретив его вновь, Обручев отметил для себя, что даже грим не в состоянии скрыть, насколько постарел Джованни за этот не слишком долгий срок, а раньше он так гордился своей «вечной молодостью»!..
Обручев подошел к нему и грустно спросил:
— А Эмма? Она тоже вечно молодая? — и на лице Обручева сквозила мудрая улыбка, и прищуренные глаза уверяли, что все проходит. Такое выражение лица бывает у талантливого актера, играющего в спектакле героя, который встречает друга, не виденного им много лет.
