Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…»
– Ну что, хватит? Экзамен прошла? – Вера снова улыбалась, и снова ее лицо ласкали солнечные беззаботные зайчики. – А ведь как это здорово, – думала она, – вот так ни от кого не зависеть и делать, что хочешь, на глазах у всех! Да вот хотя бы на глазах этого режиссера, который, наверное, сейчас лопнет от удивления!
И, действительно, режиссер выглядел так, как будто у него внезапно произошел разрыв шаблона, и он впервые в жизни не знает, что сказать. Наконец, выдержав необходимую паузу под смеющимся взглядом Веры, режиссер рассеянно буркнул: «Ты что, специально готовилась?», и махнул в ее сторону рукой, что могло значить только одно: «Хватит уже представлений на сегодня! И пора за работу!»
В ответ на его смущение Вера только рассмеялась, подмигнула ошарашенному Кириллу и вышла из круга, стараясь, однако, держаться неподалеку – она все еще горела желанием узнать, как проходят съемки. И вовремя – помощник режиссера уже вел за собой делегацию девушек – вероятно, ответственно прослушавших инструктаж и теперь готовых вырасти из потенциальных кинодив в кинетические.
К сожалению Веры девушки окружили место съемок плотной стеной – из-за нее ничего не было видно, а только иногда доносились визгливые, истеричные, унылые и надрывные голоса конкурсанток вперемешку с тигриными рыками режиссера, который после каждого выступления просто не находил себе места и крыл девушек почем зря, обвиняя их то в тупости, то опять в тупости, а то и снова в тупости.
В общем, выходило так, что главным действующим героем на съемочной площадке была именно тупость, и Вера, постояв рядом минут двадцать и услышав в очередной раз, как режиссер кроет на чем свет стоит интеллектуальный уровень девушек, со вздохом отвернулась и пошла дальше – вернее, по направлению к дому: ведь было уже почти два часа, и нужно сообразить что-нибудь на обед. Но еще долго ее преследовал усиленный мегафоном крик режиссера, обвиняющий очередную жертву плохого образования в отсутствии мозга – и спинного, между прочим, тоже.
Вера шла по дорожке и широко улыбалась, вспоминая сконфуженный вид режиссера и еще раз пережевывая все обстоятельства своей первой съемки – пусть и случайной, пусть и чисто технической, но все же – съемки.
