Темные воды Тибра | страница 89



– Будет, как я догадываюсь, и третье письмо, – усмехнулся консул.

– Да. Письмо Помпею Руфу. Ничего не сообщая о смерти сына, ты попросишь его поставить свою печать рядом с твоею на первом и на втором письмах. Ты готов сделать все это?

Сулла развел умытыми руками.

Тут же появился сенатский чиновник. Он был весьма грузен, так что каким-то образом даже шел обильному застолью.

– Полный писец, – задумчиво сказал консул.

Когда бумаги были оформлены, подписаны, облеплены соответствующим образом воском и отправлены под надлежащей охраной в курию, Марий сделал еще несколько распоряжений. Теперь уже победоносно улыбаясь, внутренне дрожа от особого полководческого вожделения.

– Ты выедешь завтра утром. Тебя будут сопровождать два трибуна.

– Зачем? – спросил Сулла.

– Таков порядок. Да, еще… Тебе, наверное, будет интересно знать – власть моя над армией будет выше твоей, она будет проконсульской.

Удаляясь от изъеденного вялым пиршеством стола к своему дому, построенному на награбленные деньги, самодовольный паук обернулся и бросил:

– И само собой разумеется, все твое семейство остается у меня в заложниках.

– Цецилия, видимо, умрет от горя, – спокойно заметил Сулла.

– Ничего, под замком посидит. Ты, кстати, по ней, как я понял, не слишком соскучился.

Тупой хохот еще долго не стихал в недрах дома.

Ранним утром следующего дня из южных ворот великого города по Аппиевой дороге выехал консул, лишенный армии, а значит, и власти. Выехал втайне, поскольку имел основания опасаться жителей города, в котором правил.

Его сопровождало трое друзей, по-разному молчаливых, и два трибуна с довольно внушительной свитой. Трибуны, несмотря на разъяснения, данные им Марием и Сульпицием, так и не пришли к окончательному выводу относительно того, охраняют они этого человека, закутанного в простой кавалерийский плащ, или же конвоируют и должны следить за тем, чтобы он не сбежал.

Посланных с ними обращений к офицерам и распоряжений сената было достаточно для того, чтобы армия перестала считаться подчиненной консулу Луцию Корнелию Сулле, но для того, чтобы картина выглядела полностью завершенной, желательно было, чтобы Сулла обратился к воинам сам.

Лошади неторопливо скакали по каменным плитам. Поднималось солнце не самого лучшего дня. Бездумно трещали многочисленные птицы, превосходившие безмозглостью даже сопровождавших консула трибунов.

Марк Карма, одетый, кстати, так же, как и его господин, вначале старался держаться в самом конце маленького каравана, ибо предвкушал тяжелый разговор с Суллой. Но тот не обращал на свою тень никакого внимания. До такой степени не обращал, что тень заволновалась – почему так?