Под потолком купе зашипел репродуктор. Бригадир велел проводникам нести в штабной вагон сведения о наличии мест. За объявлением зазвучала музыка. Это была любимая Володина мелодия, которая имелась у него дома в трех экземплярах, но в разных исполнениях, на разных языках, и просто без слов. Исполнение без слов нравилось Володе больше других — слова мешали думать о чем-то своем, сокровенном. Это была «История любви» Френсиса Лэя. Сидельников не смог бы объяснить, почему ему давно и упорно нравилась эта мелодия. Другая понравится, полюбится, но быстро надоест. А эта — нет. Иногда, в воскресенье или просто по вечерам, Володя заводил радиолу и слушал, слушал, слушал «Историю любви». Обычно, когда бывал один. И каждый раз, как иголка адаптера приближалась к последним аккордам, Володя думал о том, что надо поставить сначала. Еще разочек, еще последний разок…
И вот теперь, как по заказу, толстый добряк бригадир закрутил пленку. Ту самую, без слов…
Володя оставил чай, прислонился головой к стенке вагона и слушал, досадуя на шум поезда, который портил, заглушал знакомую мелодию.
В купе вошла Лида. Она села на свою полку и, прикрыв глаза, тоже слушала.
— Что вам представляется под эту музыку? — вдруг спросил Володя.
Лида открыла глаза и посмотрела на него с интересом и удивлением.
— Это… — она помедлила. — Это мелодия двоих.
— Ага, и мне так думается, — обрадовался Володя. — Когда я слушаю «Историю любви», мне видится… — он вдруг смутился. — Знаете… Поле в ромашках. Я вроде иду босиком, а впереди — солнце. Рано утром — поднимается, бьет в глаза, а идти хочется все равно, и идешь, идешь… Кому-то навстречу. Смешно, да?
— Ну, почему же! А я вот под эту музыку всегда вхожу в ночное море, — задумчиво проговорила Лида. — Именно в ночное…
— Одна?
— Нет, вдвоем…
— Второй, конечно, не я, — с безобидной наглостью ляпнул Володя, и опять смутился.
— Нет, не вы. — Она улыбнулась, мотнула белыми кудряшками. — Вы строитель? — спросила она после паузы.
— С чего вы взяли?
— Не знаю… На Севере все строители ходят в таких овчинках, — она перевела взгляд на крючок, где висел его полушубок.
— И потом… лицо у вас… как пишут в газетах, овеяно таежными ветрами…
— В тайге ветры бывают редко, — возразил Володя. — Это больше в тундре. А у нас морозы…
— Тогда обожжено морозом, — как пишут в тех же газетах. — Она тихонько рассмеялась, блеснув золотинкой в левом уголке рта. Володя терпеть не мог вставных зубов у женщин, если они были спереди. Но когда женщина вдруг белозубо улыбалась, а где-то в самом конце улыбки неожиданно обнажалась золотиночка, ему это нравилось.
