Последний день года…
Максим смотрел вокруг, и странное чувство овладевало им: неужели это все-таки не мираж?
Совсем недавно Кириллов, надеясь спастись от ледяного пронзительного ветра, поднимал меховой воротник пальто, закрывал рот шарфом. Под ботинками хрустел снег… А вот теперь под босыми ногами — песок, раскаленный настолько, что ступаешь с опаской: вдруг подошвы твои задымятся?!
Неужели это действительно наяву? Наяву — и под самый Новый год?
«Мороз и солнце… Солнце — да, есть, даже с переизбытком. А мороз? Когда это было, чтобы ты мерз?»
Из-под валуна, влажного снизу, вылез большой бело-коричневый краб, замер. Словно с изумлением и недоумением смотрел на человека: это еще что такое, откуда? Максим поднял руку; едва он пошевелился — краб боком, но стремительно метнулся к спасительному камню. Мгновение — и нет никакого краба. И следа на песке не осталось… Не было, не было здесь никого, это все тебе померещилось, перегрелся ты на солнце, дорогой Максим!..
— Краба вздумал поймать! Можешь и не пытаться. — Приподняв голову, медленно, с трудом разлепляя спекшиеся губы, сказал Гена Яковлев (они уже успели здесь подружиться). — И вообще, Максим, пора нам домой. А то совсем изжаримся. И пить жуть как охота! Пивка бы холодненького!
— А ты знаешь, — улыбнулся вдруг Максим, — ты сказал «пить», а я вспомнил: в классе шестом, на уроке географии, учительница спрашивала нас: «Как можно утолить жажду в Африке?» И отвечала: «Очень просто. Надо сорвать кокосовый орех, расколоть его и выпить кокосовое молоко — оно внутри ореха всегда холодное, и вы сможете прекрасно утолить жажду». Сорвать орех! Интересно: как она себе это представляла?
Яковлев выслушал приятеля безо всякого интереса и без улыбки.
— Ну ты и балаболка! А у меня словно гвоздь раскаленный в глотке… Я уже сколько месяцев здесь живу, и знаешь, что странно? — ни разу не слышал, чтобы собаки лаяли. Или хотя бы скулили. Безголосые они здесь, что ли? — Геннадий перевел дух, сел, стал стряхивать прилипшие к телу песчинки. — Ох, и жара… Айда домой!
— Слушай, Ген, а который час?
С явной неохотой Яковлев протянул руку, приподнял лежащую на песке рубашку, вытащил из кармана часы:
— Почти шесть.
— Шесть… — Максим, шевеля сухими губами, стал что-то подсчитывать в уме. — Постой, Гена. А у нас, в Новосибирске, выходит, как раз полночь! Так? Так! Уже — Новый год! Представляешь?
— Представляю. Но у нас, в Ленинграде, еще старый. — Геннадий закрыл глаза, вздохнул. — Снег. Настоящее царство снежной королевы. Дед Мороз… Мор-роз! И елки во всех домах. — Открыл глаза. — А у нас с тобой ни снега, ни мороза, ни елки нет. Новый год, называется… И ты меня, пожалуй, не поймешь, ты здесь недавний, но привиделся мне пивной ларек, на Литейном, немного в стороне от проспекта, наше родное «Жигулевское», хоть и разбавленное… но холодное…
