; они утверждают, что из этого orbis Бог сотворил душу в Адаме и во всех прочих. И из этого они выводят, что миру никогда не будет конца, ибо, умерев, человек обращается в составляющие его элементы. Еще есть такие, которые говорят, что души образуют павшие с небес злые духи: они входят в тела человеческие, и когда этот человек умирает, то входят в другого, и совершают такое, пока не спасутся — в конце времен все они будут спасены. Иные же говорят, что мир пребудет вечно и через тридцать четыре тысячи лет жизнь обновится и всякая душа вернется в свое тело. И все это ложь, и те, кто говорили такое, суть язычники, еретики, схизматики, враги правды и веры, не ведающие божественного откровения. Отвечая первым, утверждающим...» Но Меноккио был не тот человек, которого было легко запугать проклятиями. Он и по этому вопросу имел что сказать. Пример «многих философов» не только не убедил его склониться перед ортодоксальной точкой зрения, но придал дополнительную пишу его раздумьям о «высоком», укрепил его в верности своим идеям.
Из множества разнородных элементов, разной степени древности, слагалась новая конструкция. В стене угадывался еле различимый фрагмент капители или полустертый абрис стрельчатой арки, но общий план строения был начертан одной рукой — рукой Меноккио. Без всякого стеснения он пользовался осколками чужих мыслей, как каменщик — кирпичами, выломанными из руины. Но понятийный и лексический инструментарий121, который ему доставался, не был нейтральным и безобидным. Здесь источник большей части его противоречий, его неточности и непоследовательности. На языке, не отделимом от христианских, неоплатонических, схоластических систем мысли, Меноккио пытался выразить идеологию примитивного, инстинктивного материализма, выработанную поколениями его крестьянских предков.
30. Что делать с метафорами?
Чтобы в мыслях Меноккио добраться до их живой сердцевины, нужно сорвать нарост этой терминологии. Что Меноккио действительно имел в виду, когда говорил о Боге, о святейшем владыке, о духе божием, о Святом Духе, о душе?
Начинать надо с языка, с самой яркой его особенности — метафорической насыщенности. Метафоры Меноккио основаны на использовании понятий из повседневного быта: «ребенок в животе у матери», «стадо», «столяр», «сыр» и т.д., — мы об этом уже говорили. Образы, которые встречаются в «Цветах Библии», служат одной цели — дидактической, то есть иллюстрируют посредством понятных читателю примеров те идеи, которые требуется ему внушить. У метафор Меноккио другая цель — в каком-то смысле, противоположная. В его интеллектуальном и лингвистическом универсуме, основанном на принципе абсолютного буквализма, даже метафоры следует понимать буквально. Случайными они не бывают; только через них можно понять истинное, не выраженное впрямую, содержание мысли Меноккио.
