Суть недолгого разговора с Устиновым сводилась к следующему:
— Встретитесь с членами Комиссии, прислушайтесь к их советам. Особенно внимательно послушайте Юрия Владимировича. У него огромная информация. А сам он проницательнейший человек.
Я вышел от Устинова с неловким ощущением: министр находится в постыдной зависимости от Андропова. Кстати сказать, директивы, которые я позднее получал в Афганистане, всегда были подписаны сначала Андроповым, а затем уже министром обороны Устиновым. А войну-то ведь вели военные, и было бы нормальным, чтобы подпись министра обороны стояла первой. Однако верховенство КГБ являлось нагло и открыто узаконенным.
Вторая беседа — с Андроповым на Лубянке.
Выхоленное, мучнистого цвета лицо, дискантоватый голос, важные жесты, подчеркнутая любезность. Встретил он меня на середине кабинета. Предложил сесть.
Говорил тихо и убедительно о сложности обстановки в Афганистане, о необходимости продуманно строить свою линию поведения в отношениях с руководством дружественной страны.
— Знаем: Кармаль — одиозная фигура. Но — послушен. Поддерживай его.
Попутно, вскользь, заметил, что знает весь мой послужной список — работу в Египте, Чехословакии. Добротной назвал мою службу в Прибалтике…
— Но здесь обстановка другая. Сложная. — И перейдя на «вы»: — Так что берите все в свои руки и действуйте.
— Юрий Владимирович, на войне очень важно единоначалие, вся полнота власти.
— Ну так вы ее и берите!
— Могу ли я расценивать эти слова как утверждение моих полномочий?
— А я вот сейчас узнаю. — И он поднял трубку телефонного аппарата.
Слух у меня тогда был острый. Я слышал не только Андропова, но и улавливал слова собеседника. Состоялся примерно такой диалог:
— Борис! Это я, Юра.
Я догадался, что Ю.В. разговаривает с Борисом Николаевичем Пономаревым.
— Вот тут у меня Майоров… Просит всю полноту власти.
— Так пусть ее и берет.
— Значит, ты одобряешь? А как же наша Комиссия? Все-таки Комиссия Политбюро.
А не дурачит ли он, председатель, меня? Не игра ли это? — подумал я в тот момент. И снова голос Андропова:
— Кто же тогда, Борис, главным будет, если Александр Михайлович всю власть возьмет?
— Ну, он главным военным будет там, в Афганистане.
— А в целом, главная-то у нас ведь партия… Везде, Борис, партия!
— Конечно-конечно…
— И, прежде всего, главный — это Леонид Ильич! — заканчивая этот демонстрационный разговор, произнес Андропов.
От него я ушел удрученным. Из довольно-таки абсурдного телефонного разговора двух членов комиссии я так и не понял, будет у меня полнота власти или нет. Ответственность же придется в полной мере нести мне.
