К Николаю Васильевичу Огаркову поехал, как и принято у военных, сразу, без промедления. Обнялись, как старые друзья. Он пригласил меня за небольшой отдельно стоящий столик, показывая взглядом на свой рабочий стол, уставленный аппаратами: мол, туда садиться не будем. Мы точно знали, что в минуты важных разговоров лучше держаться от этих аппаратов подальше.
Сели нос к носу, и он мне сказал:
— Афганистан.
И после долгой паузы:
— Твоя кандидатура предложена на заседании Политбюро. У тебя есть опыт боевых действий, работы за границей.
Слушаю и молчу.
— Сменишь там Соколова и Ахромеева.
Я молчу.
— Для придания тебе большего веса будешь назначен первым заместителем Главкома сухопутных войск.
Продолжаю молчать.
— При твоем согласии предстоит утверждение тебя в должности на заседании Политбюро. Затем, очевидно, тебя поочередно вызовут для бесед члены Политбюро, которые поделятся с тобой необходимой информацией и дадут инструкции… Что молчишь? Жду ответа.
— Считайте мое согласие полученным.
Открылась дверь, и в кабинет вошел министр оборон Устинов — исхудавший, согбенный: он недавно перенес тяжелую операцию. Своим посещением Огаркова министр, видимо, решил помочь Николаю Васильевичу склонить меня возглавить Группу военных советников в Афганистане. Устинов поздоровался с Огарковым, со мной и, обращаясь к Николаю Васильевичу, спросил:
— Ну что, не соглашается?
— Наоборот, Дмитрий Федорович.
Но Устинов, похоже, ответа не расслышал и продолжал:
— Что, боится?
За четыре года пребывания в должности министра обороны Устинов так и не освоил вежливую и допустимую форму общения с подчиненными. Сталинский нарком грубил им, вероятно, по старой привычке общения с директорами заводов своего наркомата боеприпасов, и это вызывало недовольство, роптание генералитета. Особенно это задевало тех заслуженных командующих, которые еще в недавнем прошлом испытывали на себе совсем иное обращение со стороны покойного уже министра обороны Андрея Антоновича Гречко.
Естественно, меня оскорбила бестактность Устинова по отношению ко мне:
— Товарищ министр обороны! Я давно перестал кого бы то и чего бы то ни было бояться. Я прошел войну и не раз смотрел смерти в глаза.
Николай Васильевич, поспешив перебить меня, смягчил положение:
— Дмитрий Федорович, да он согласен. Он поедет, поедет!
Министр прошамкал:
— Ну и слава Богу. — И, покачиваясь, ушел из кабинета.
После ввода советских войск в Афганистан была создана Комиссия Политбюро ЦК КПСС для решения всех политических, дипломатических, военных, хозяйственных и иных вопросов советско-афганских отношений. В нее входили Андропов, Громыко, Устинов, Пономарев. Собирал эту Комиссию на заседания сам Андропов, практически и являвшийся ее председателем. Кроме того, по личной просьбе Брежнева делами в Афганистане периодически интересовались Суслов и Черненко. С этими членами Комиссии мне и предстояло встретиться — с каждым отдельно.
