После ввода войск в Афганистан, что бы ни делал Огарков — для усиления ли группировки наших войск, для более эффективного ли планирования военных операций, или проведения военной политики в ДРА — все это воспринималось в Комиссии Политбюро по Афганистану мягко говоря, с недоверием, даже подозрением, и более всего — со стороны Андропова и Устинова.
А вот теперь дело дошло до прямого шантажа и изоляции министром обороны — кого? — начальника Генерального Штаба воюющей страны.
Я продолжал измерять Шагами свой кабинет.
С Сергеем Федоровичем Ахромеевым армейская служба свела меня в 1957 году на Дальнем Востоке, когда с должности командира мотострелкового полка я был назначен командиром 47-й гвардейской Сталинградской мотострелковой дивизии, что по тем временам было редкостью, исключением: молодой полковник, минуя службу в должности начальника штаба дивизии либо заместителя комдива, сразу «идет» на дивизию, да еще полного состава, то есть развернутую по штатам военного времени. Моим заместителем и был назначен с должности командира танкового полка 32-й танковой дивизии полковник Ахромеев С. Ф. Ему в ту пору шел тридцать четвертый год.
Оба мы были молоды, оба в росте, и от нас министр обороны Р. Я. Малиновский и командующий войсками ДВВО В. А. Пеньковский ожидали высоких результатов. Предстояло очень много работать. Не скромничая скажу, что мы с Сергеем Федоровичем умели тогда делать все: стрелять из любых видов оружия, водить танк и любую другую машину, выполнять все упражнения на спортивных снарядах, бежать кросс на 3 километра вместе с солдатами. И главное — мы умели работать по 26 часов в сутки. Особенно неутомим был Ахромеев. Он «на второй руке» был офицер-золото, умница, незаменим во многих начинаниях и делах, все доводил до блестящего результата.
Так прошли два года. В конце учебного 1959 года состоялась двухнедельная инспекционная проверка дивизии. Ею руководил командующий войсками ДВВО генерал-полковник В. А. Пеньковский. Неожиданностей не было. Без натяжек и поблажек дивизия отчиталась с достоинством. И мне даже не верилось, что наш — не очень-то щедрый на поощрения! — командующий определил общую оценку дивизии за год: «хорошо». Мы чувствовали себя на вершине счастья.
Воспоминания увели меня далеко. Случайно увидев свое отражение в зеркале, я заметил, что улыбаюсь. Но было не до улыбок…
Да, тогда с Ахромеевым мы чувствовали себя на коне…
Вскоре мне предложили принять в командование 32-ю танковую дивизию. Ее командир полковник Тараканов и его ближайшие заместители отстранялись от должности.
