- Я не люблю сниматься в кино, - ответила Ева.
- Вы уже снимались? - с ехидцей спросил Василий. - И, конечно, в главных ролях?
- Режиссер Тихорецкий предлагал мне приличную роль, но я отказалась, - невозмутимо проговорила Ева и отпила из фужера.
- И правильно сделали! - оживился Иванов. - Тихорецкий - это полное ничтожество. Он завалил на киностудии две картины. Я удивляюсь, какой дурак позволяет ему вообще ставить фильмы? - Василий налил всем в рюмки и, весело поглядывая на Еву, провозгласил:
- За вас!
Все шумно выпили. Даже Светлана пригубила. Валера пододвинул ей остатки рыбного ассорти, а Еве соорудил бутерброд с черной икрой. Кирилл с удивлением следил за приятелем, за последнее время тот еще ни разу не поднимал тост за женщину, а тут вот расчувствовался.
Видя, что сверх меры возбужденный Василий поглядывает в сторону официанта, а захмелевший Валера изощряется в пошлых комплиментах Еве, Кирилл предложил ей тихонько уйти из ресторана, мол, этому теперь не будет конца. Ева кивнула и немного погодя поднялась из-за стола и пошла к выходу. Вслед за ней поднялся и Кирилл. Прощаться он ни с кем не стал, зная, что Василий станет уговаривать его остаться.
В одной руке держа сигарету, а в другой рюмку водки, Василий разглагольствовал о роли директора картины в съемочной группе. Крупная голова его была немного откинута назад, чуть раздвоенная на конце борода завивалась крупными кольцами. Когда Кирилл встал из-за стола, приятель оборвал на полуслове монолог и поднял глаза на Кирилла.
- Скажи своей девчонке, - прогудел он, - если надумает, пусть приходит ко мне на студию. Что-то в ней есть такое... Я бы дал ей роль горничной.
Кирилл пожал руку другу, улыбнулся:
- Скажу.
- Я у вас ее отобью! - обезоруживающе улыбнулся Валера.
- Я тогда застрелюсь, - улыбнулся в ответ Кирилл.
На Литейном было шумно, все вокруг блестело: и трамвайные рельсы, и стекла зданий, и провода. Моросил мелкий дождь, и одновременно из разорванной пелены облаков выглядывал край заходящего солнца. Люди в плащах, куртках, с раскрытыми зонтами текли по нешироким тротуарам. Над Литейным мостом курилась легкая дымка. Было тепло и немножко парило. Из водосточных труб под ноги прохожих с негромким звоном выплескивались тоненькие белые струи. Завывая сиреной с включенной мигалкой, в сторону Невского проехала ярко-красная пожарная машина.
Они свернули с Литейного на Пестеля. Прямо перед ними возвышалась белая с зеленым куполом церковь, огороженная толстыми цепями, прикованными к чугунным пушкам. Столетние липы окружили церковь. Лишь утихал шум машин, слышны были робкие птичьи трели. У входа толпились люди. Когда тяжелая высокая дверь отворялась, пропуская в храм верующих, видны были тоненькие горящие свечи на высоких бронзовых подставках.
