Мне хотелось бы, чтобы ты равнялся на отца только в одном отношении.
Том. В каком же?
Аманда. Он очень следил за своей внешностью! Всегда был опрятен.
Том отбрасывает газету и подходит к двери.
Ты куда?
Том. Покурить.
Аманда. Ты слишком много куришь, пачка в день — пятнадцать центов. Сколько это в месяц? Умножь-ка пятнадцать на тридцать, и ты поразишься, какую сумму можно сэкономить. Хватит заплатить за вечерние курсы бухгалтерии при вашингтонском университете! Только подумай, сынок, как было бы чудесно!
Том(равнодушно). Я лучше покурю. (Выходит на площадку и захлопывает за собой застекленную дверь.)
Аманда(раздраженно). Ну, конечно! В том-то и трагедия… (Пристально смотрит на фотографию мужа.)
Том(в зрительный зал). Напротив нас, через дорогу был танцевальный зал «Парадиз». Весной там распахивали по вечерам окна и двери, и оттуда лилась музыка. Иногда в зале гасли огни — оставался только большой стеклянный шар, подвешенный к потолку. Он медленно поворачивался, и полутемный зал освещался нежными и радужными красками. Оркестр играл вальс или танго, или что-нибудь еще — медленное, чувственное. Парочки то и дело выходили на немноголюдную улицу и целовались за мусорными ящиками, под телеграфными столбами. Так они вознаграждали себя за монотонную, как и у меня, жизнь, в которой ничего не случается, за жизнь без романтики. А между тем в том году назревали перемены, близилась романтика. Все эти дети и не догадывались, что она рядом, за углом, как говорили тогда. Перемены и потрясения сгущались в тумане над Берхтесгаденом, таились в складках знаменитого зонтика Чемберлена… В Испании пылала Герника! А у нас были только чувственные ритмы и вино, танцевальные залы и бары, кино, секс — он словно какой-то светильник во мраке озарял этот мирок своими короткими, обманчивыми сполохами… А мир готовился к воздушным бомбардировкам!
Аманда(отрывается от созерцания фотографии мужа и выходит на площадку. Со вздохом). Да, лестничная клетка, конечно, не веранда. (Расстилает на ступеньке газету и садится — изящно и жеманно, как когда-то опускалась в качалку у себя на Миссисипи) Чем ты любуешься?
Том. Месяцем.
Аманда. А что, уже народился?
Том. Вон он — над «Деликатесами Гэрфинкела».
Аманда. И правда, смотри-ка! Совсем как крохотная серебряная туфелька. Ты уже загадал желание, Том?
Том. Угу.
Аманда. А что ты загадал?
Том. Секрет.
Аманда. Вот как? Тогда и я не скажу, что загадала. Пусть будет тайной.
Том
